Из Сибири сообщают…. Сергей Трахимёнок

в отдел замы и Краевский опять уединились в кабинете Бороды.

      Базыка закрыл дверь на крючок к удивлению Краевского и позвонил дежурному:

      – У руководства отдела совещание, просим не беспокоить.

      – К чему такие предосторожности? – спросил Краевский.

      – Сорок дней по Бороде, – ответил Базыка, – да и нам следует расслабиться, снять напряжение после стольких смертей.

      – А стоит ли? – спросил Проваторов. – Завтра ответственный день…

      – Стоит, стоит, – сказал Андросов.

      Базыка, услышав это, вытащил из-под стола мешок, именуемый в Каминске «сидором», и выставил его на стол, извлек из ящика стола четверть самогона. Тут же появились три стакана, и Краевский понял, что Проваторов, видимо, вследствие его болезни, не считается в отделе полноправным участником застолья.

      Закусь была небогатой, но достаточно сытной. Хлеб, сало, вареная картошка.

      – Ты что, женой обзавелся в обход отдела кадров? – спросил Андросов Базыку.

      – Еще чего, – отозвался Базыка, – самогон ребята конфисковали, а закусь Аграфена пожертвовала.

      Базыка взял в руки стакан и уставился на Андросова, который готовился произнести речь.

      Речь Андросова была длинной и бестолковой. Он начал, как обычно, с того, что мы окружены врагами, а закончил заверениями о неизбежности победы мировой революции.

      Поскольку в речи Андросова не было сказано ни слова о Бороде, Краевский напомнил об этом.

      Все замы, включая тактичного Проваторова, посмотрели на него как на сумасшедшего или представителя другого времени: только ему могло быть непонятно, что Борода – борец за торжество мировой революции, а значит, речь как раз шла о Бороде.

      После первого выпитого стакана все, включая не пившего Проваторова, оживились и разговорились.

      – А ты знаешь, – заявил Андросов, грозя Краевскому пальцем, – я сначала думал, что тебя из губернии прислали присмотреться, чтобы потом назначить начальником, а потом смотрю – не-а… Ты еще зелен для начальника.

      – Ну почему же, – язвительно заметил Проваторов, – в Гражданскую полками командовали шестнадцатилетние, а дивизиями – двадцатилетние, если исходить из этого, то Краевский для нашего отдела явный перестарок.

      – Ну, сейчас не Гражданская война…

      – Как сказать, – ответил Проваторов.

      – Что ты имеешь в виду? – запетушился Андросов.

      – Война – это не всегда фронт, армии… Война – это мертвые, падение нравов, обесценивание человеческой жизни.

      – Войну мы закончили на Тихом океане, – сказал Базыка.

      – Хорош трепаться, – пьяно произнес Андросов, – давай еще по одной.

      Выпили еще по стакану, и Краевский стал плохо соображать, где он, чем занимается. Однако внутренний голос все время нашептывал: в пьяном виде человек хуже обычного контролирует свои поступки и слова.

      – Слушай, – обратился он к Базыке, – ты сказал, что закусь готовила Аграфена. Она что, была любовницей Бороды?

      – У Бороды не было любовницы, – влез в их разговор