.

Пахомов… Тут расписано, как ты в Финскую кампанию в одиночку героически вырезал целый артиллерийский расчет финнов, ну и еще куча подвигов, а представили тебя почему-то не к Звезде Героя, не к Красному Знамени, а только к Красной Звезде. Почему? Да, кстати, а как ты их так резал?

      – Ножом, – пожал плечами Пахомов, как-то сразу поскучневший.

      – Они что, спали?

      – Нет, зачем же… Бегали, стреляли.

      – Тогда как?!

      – А я их быстро резал, – взгляд стал чистым, почти как у непорочной инокини, и в голосе слышались скромность невероятная и смирение.

      – А потому тебе Героя не дали, что тебя с той же батареи финской чуть живого товарищи приволокли! – загремел майор. – И не от ран умирающего, а мертвецки пьяного! И уши ты тогда чуть напрочь не отморозил!

      – Одно.

      – Что «одно»?!

      – Ухо, товарищ майор.

      Грозный начальник вдруг широко улыбнулся, достал из коробки папиросу, закурил и, выпуская к потолку клуб душистого дыма, укоризненно покачал головой.

      – Вот никакого у тебя почтения и страха перед начальством, а перед тобой, по-армейски если, генерал-майор сидит. А вот тебе, видно, выше армейского лейтенанта никогда не бывать… Ладно… А пригласил я вас, господа, чтобы сообщить пренеприятное известие… Белогорцева, откуда слова?

      – «Ревизор» товарища Гоголя, товарищ старший майор!

      – Вот, Васильев, она – знает… – Горобец тяжело вздохнул и враз посерьезнел. – Предстоит задание… В тылу врага, понятное дело. Язык вы все знаете. Задание важное, и, не буду скрывать, опасность там большая. Невероятная, можно сказать. Шансы есть, но… В общем, кто чувствует неуверенность, ну там, болезнь какая или просто сомнения, – шаг вперед. Дело добровольное…

      Четверка как-то враз подобралась, с лиц испарилась минутная легкая расслабленность, и все вновь замерли по стойке смирно. В кабинете повисла чуть напряженная тишина, затем Горобец прихлопнул крепкой ладонью по столу и удовлетворенно подытожил:

      – Ну что ж, иного я и не ожидал… Лейтенант, ведите группу, готовьтесь. Свободны!

      …Когда в коридоре затихли шаги бикбаевской четверки, Горобец устало поднялся и подошел к окну. Думая о чем-то своем, пару минут рассматривал пожелтевшую березку, тихо грустившую во дворе, затем неожиданно спросил:

      – Васильев, а тебе девочку не жалко?

      – В смысле? Простите, не понял…

      – Да все ты понял! Вся база знает, что у вас с ней роман – это если по-культурному. А если попросту, то спишь ты с ней… А ведь в группу ты ее включил! Так не жалко девку, нет?

      – Я, товарищ старший майор, всякие шуры-муры с делами не путаю, – холодно ответил сержант, собирая со стола папки с личными делами. – Девкой она станет, когда мы немца разобьем, а пока она боец Красной армии – и боец отличный. Она лучшая наша связистка, да и на той стороне вполне могут сложиться ситуации, когда женщина может очень даже пригодиться, – например, часовой на любом объекте в мужика без раздумий стрелять начнет,