Миссия «Двойник». Александр Терентьев

Пруссия. Лагерь в районе Просткена

      Небольшой кирпичный завод издали напоминал неуклюжий дредноут времен Первой мировой – невысокий, массивный, с тремя чадившими густым черным дымом трубами. Вот только бравых матросиков на борту этого «дредноута» увидеть не удалось бы, поскольку работали на заводе русские военнопленные, на веселых балтийцев сейчас совсем не похожие. Кругом грязь, горы глины и песка, вагонетки, поддоны с готовой продукцией… Здесь легких работ не было – разве что на сколачивании и ремонте деревянных поддонов, на которые укладывались еще теплые кирпичи, выходившие из железных ворот массивных печей для обжига. Самым страшным считалось попасть в бригады, загоняющие вагонетки с сырыми кирпичами в пышущее неугасимым чадным жаром нутро печей и выгружавшие кирпичи готовые. Мастера в целях повышения «вала» не разрешали ждать, пока печь хотя бы немного остынет, и военнопленным приходилось гореть на работе отнюдь не в переносном смысле, а буквально – от невыносимого жара трещали волосы на голове, частенько вздувались волдыри на коже, а руки у многих в считанные дни превращались в сплошную рану.

      На воротах этого завода, при котором и существовал лагерь, не было лозунгов вроде «Arbeit macht frei!»[3] и «Jedem das seine!»[4], но четкое разделение на касты соблюдалось неукоснительно, истинно с немецкой тщательностью… На вершине пирамиды стоял комендант лагеря – лагерфюрер. Затем, по нисходящей, шли заместители, офицеры, командовавшие солдатами из команды охраны, и еще масса более мелких «фюреров». Далее следовала каста «неприкасаемых» – пленные, среди которых самая незавидная участь выпадала на долю русских. Поскольку военнопленные жили в ими же построенных дощатых бараках, то из их среды были выбраны старосты бараков, десятники рабочих бригад и прочие «капо», призванные следить за порядком, отвечавшие за качество и добросовестность выполнения пленными порученных работ. В самом деле, не может же немецкий солдат или инженер жить в одном бараке с недочеловеками-славянами! Да и для офицеров было особым удовольствием наблюдать, как из вчерашнего «верного сталинца» путем совсем несложных манипуляций получается услужливый, трусливый раб, преданный великому Третьему рейху, готовый за пару сигарет и лишнюю миску баланды порвать глотку своим вчерашним товарищам…

      – Тебе, сука, сколько раз уже было сказано, чтобы ровнее укладывал! Ты что, не видишь, что штабель сейчас развалится?! – десятник подскочил к толкавшему вагонетку с поддонами заключенному и несколько раз хлестнул его тяжелой плеткой с вшитым в кончик хлыста кусочком свинца. Пленный пригнулся, закрылся руками, пытаясь спрятать лицо и уклониться от ударов, и начал что-то торопливо причитать в свое оправдание. – Это тебе не в советском колхозе груши околачивать! Это там ты мог по целым дням махорку смолить да глотку драть на собраниях! Здесь тебя научат работать… А то что-то огонька не вижу, стахановцы, мать вашу…

3

Труд делает свободным.

4

Каждому свое.