Перезагрузка Карла Петровича. Сборник юмористических произведений. Олег Минкевич

в тебя стрелу, так, для пробы, может, что-нибудь и выйдет этакое, любопытное.

      – Нет, брат, исследования свои проводи где хочешь и на ком хочешь, только меня в своём деле обойди.

      – Слушай, а как отец твой поживает в своих древних летах? – спросил Купидон, не теряя улыбки и хитрецы в своих чертах.

      – С отцом-то неладно. Влюбился, говорит, в наяду с дальнего озера. Прихорошился, вычесал шерсть и понёс старые кости туда, где краса эта плескается. Неделю уже не видал его. Странно как-то… Погоди-ка, а не ты ли, брат, тут замешан? – Лицо сатира стало каменным, но тут же расплылось в улыбке. – Да-да-да… Ах ты, летун-негодник! Что улыбаешься? Что со стариком сделал?

      – Признаться, дружочек, с отцом твоим казус вышел. Метил я в одну дриаду, за которой старик из-за кустов смотрел, но… то ли муха в глаз попала, то ли ветер соринку занёс… в общем, дал я маху: попал в старика. Дриада-то сокрылась, а старика к наядам повлекло, на озеро. Какую первую разглядел, к той и воспылал. Случается…

      – Эх, лучник непутёвый, – пробормотал сатир. А улыбка Купидона всё ширилась и блеск глаз полнился озорством. Продолжая висеть в воздухе на крыльях, он спросил:

      – Не видал ли тут кого поблизости? Охота мне руку размять.

      – Нет, для твоих затей путников нужных не было. Смерть проходила… вся рассеянная. Искала косу свою. Говорит, день такой выдался, хоть выходной бери.

      Засмеявшись, Купидон взмыл в воздух, пошатнув лесные ветви, и золотые искры от его крыльев опали на мягкую траву, где тут же испарились.

      Вскоре перед летуном показалась опушка, сплошь усеянная разнообразными цветами. Краски и ароматы милого уголка прервали полёт Купидона, заставив его смиренно сложить крылья и окунуться в эту чудодейственную пестроту.

      Говорливые кузнечики без продыху шумели в травяной кучности, а красочные бабочки застенчиво порхали среди пряных цветов, пленительных в своей простоте и доступности.

      Невиданное ребячество захлестнуло любовного затейника. Позабыв ремесло своё, увлёкся пострел новой забавой: как непоседливый и любопытный котёнок, сновал Купидон от цветка к цветку, бережно пленяя разноцветных бабочек. Его звонкий смех разлетался над цветущей поляной.

      Но тут на краю опушки показалась молодая парочка. Юная дева, облачённая в воздушные одежды, мыском тонкой стопы покачивала разлохмаченный василёк и влекла за собою краснощёкого юношу. Любопытство и долг службы, как влагу дождевую с листвы, стряхнули сладкое забвение с Купидоновой головы. Притаившись за благоухающим кустом, озорник стал наблюдать.

      Не выпуская нежных рук прелестницы, юноша был откровенен, патетичен и распалён. Его зазноба, держась девичьего фасона, отвечала упрямством, отводила носик, упуская все признания, и почти беззвучным голоском говорила что-то о дружбе.

      Почесав за ухом, Купидон хихикнул и сказал про себя: «Дружба… как же… Ох, женщины… Пособлю голубку́ – голу́бку раскачаю». Он щёлкнул пальцами, и в его