Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1824-1836. Петр Вяземский

и чему-нибудь противного ценсурному уставу? Если можно, сделай одолжение. собери все рецензии, написанные на историю Наполеона, французские, английские и немецкия, и побереги их для меня. Хотя я уже и недействительный журналист, а при случае награждай меня литературными новинками. Господь с ним, куда скучен ваш Viennet! Он должен быть честный и весьма благомыслящий человек; и будь я французский избиратель, я охотно предложил бы его в депутаты, но, между тем, отсоветовал бы ему и мыслить о стихах. Он в нашем мещерском эрмитаже заступает должность в роде Тредиаковского. Когда жена моя грустит, что я на такое короткое время к пей приехал, я отучаю ее от себя, читая ей вслух «Les épitres» de Viennet, и тогда она рада меня прогнать тут же с места. Хорош он, мой голубчик, когда по примеру Вольтера начнет писать к королям, которые его не читают, et pour cause: не те времена. Теперь почты неисправны, и письма по надписям не доходят; боюсь, что и мое не дойдет, хотя ты не король и, слава Богу, я не Viennet. Обнимаю тебя, любезный друг! Напиши мне в Петербург. Скажи мое нежное почтение графине Бобринской, Гагариной, которой будем писать, и Свечиной. Получил ли ты письмо мое, в котором говорю тебе о Раиче для Гагариных римских. Устрой это доброе дело. Обнимаю тебя.

      Приписка княгини В. Ф. Вяземской.

      Quoique je n'aie pour le renouvellement de l'année que de stériles voeux a vous offrir, recevez les avec amitié: ils partent d'un coeur qui vous est tendrement et sincèrement attaché; nous vous aimons comme un frère chéri et gémissent souvent en pensant à la distance qui nous sépare et au peu d'espoir que nous avons de vous revoir. Pensez toujours à nous comme à des amis qui vous sont dévoués de coeur et d'âme. Adieu, très cher, que le bon Dieu veille sur vous et tout ce qui vous est cher!

      715.

      Князь Вяземский Тургеневу.

      [Первая половина октября. Село Мещерское].

      Я очень обрадован был, любезный друг, твоею мертвою граматою, а еще более живою – Эльфинстоном, которая была полнее первой и удовлетворительнее в ответах на вопросы участия и дружбы о твоем здоровье, житье-бытье и прочем; только по несчастию и живая-то грамата не очень расевает рот. Ос, кажется, молодой человек с познаниями и образованностью, но не свободно изъясняется на французском языке. Тебе хорошо! Ты, говорят, так и режешь на английском диалекте: то ли дело сидеть на рост-бифе. Эльфинстон нечаянно застал меня в Москве. Вперед рекомендуй мне своих европейцев в степи: высылай мне их в Тамбов, в Пензу, в Саратов. Разве ты забыл, что я живу в тех краях, в деревне у Кологривовых? Я здесь теперь по делам на короткое время. Собирался было уже ехати, обратно, но со второй станции должен был возвратиться, переломив два экипажа, потому что по нашим дорогам нет человеческой езды. Ты видишь, что на святой Руси все по старому: святость неизменная, мощи нетленные. Я твоим англичанам не показывал шапки Мономаховой, а показывал цыганок: это более по моей части. Впрочем, они все видели здесь, что можно видеть.

      Что сказать тебе об нас закадышного? Все вяло, холодно, бледно. И война, которая могла придать жизни и поэзии нашему быту, обратилась в довольно гнусную прозу. Она наводит на всех большое уныние: удачи что-то неудачны, а неудачи действительны. Россия не нуждается в военной славе; могут нуждаться в ней некоторые лица, но народу и отечеству прибыли от того не будет. У нас нет взаимн