Петр Вяземский

Список книг автора Петр Вяземский


    Записные книжки

    Петр Вяземский

    Князь Петр Андреевич Вяземский (1792—1878) – поэт, критик, мемуарист. При всей многосторонности дарования и длительной – почти три четверти века – литературной деятельности трудно назвать жанр, который вполне представлял бы Вяземского-литератора. Скорее всего, именно записные книжки, которые он вел шестьдесят с лишним лет, в наибольшей степени выявляют умственный и духовный склад его личности. Первую часть книги составляют прижизненные публикации – блестящее собрание исторических анекдотов, афоризмов и острот под названием «Старая записная книжка»; это 8-й том 12-томного собрания сочинений П.А.Вяземского. Во вторую часть (9-й и 10-й тома) входят записки с 1813 по 1878 год – это дневники и путевые заметки, расположенные в хронологическом порядке.

    Письма к А.А.Воейковой

    Петр Вяземский

    «…Напрасно изволите во мне сомневаться. Напрасно из первоклассных изволите причислять себя ко второму разряду. Подымайте выше. Очень рады будем Вам во вторник. Не могу быть к Вам сегодня потому, что y меня литературный комитет по делам Жуковского, который собирается издать полное собрание своих сочинений…»

    Письма князя П.А.Вяземского из бумаг П.Я.Чаадаева

    Петр Вяземский

    Бумаги П. Я. Чаадаева хранятся в Московском Публичном и Румянцовском музеях, куда переданы М. И. Жихаревым. Профессор А. И. Кирпичников, при рассмотрении этой коллекции, нашел в ней несколько писем князя Петра Андреевича Вяземского, адресованных к П. Я. Чаадаеву или к другим лицам, находившимся в сношениях с последним. Письма эти обязательно доставлены А. И. Кирпичниковым для помещения на страницах Старины и Новизны.

    Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1837-1845

    Петр Вяземский

    «Мы предали земле земное вчера на рассвете. Я провел около суток в Тригорском у вдовы Осиповой, где искренно оплакивают поэта и человека в Пушкине. Милая дочь хозяйки показала мне домик и сад поэта. Я говорил с его дворнею. Прасковья Александровна Осипова дала мне записку о делах его, о деревне, и я передам тебе и на словах все, что от неё слышал о его имении. Она все хорошо знает, ибо покойник любил ее и доверял ей все свои экономические тайны. Подождите меня…»

    Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1824-1836

    Петр Вяземский

    «Поздравляю тебя, моя радость, с 1824-ю радостью по Рождестве Христове. Когда придет новая эра? Право, пора! А пока ожидаю коляски, которая все еще едет или не едет. Мы в Москве с детьми и порядочно устроились в своей хижине, светлой и чистой. Не будешь ли сюда, хоть к поре блинов? Или хочешь куличей? Тебя ведь в голодное время ждать нечего. Ты умеешь выбирать время. Меня скопцом вывели в «Полярной», не хуже Загряжского, и я остался при законной части. Да неужели было у меня: «Русский царь в шляпе»? Понять не могу и припомнить, когда доставил им эту песню, написанную мною тотчас после Двенадцатого года, когда это выражение было точно в народном употреблении. Не люблю ни писать задним числом, ни думать задним умом, ни чувствовать задним чувством. Всему свое время и свое место. Я сгорел, как прочел этот стих. Сделай милость, защищай меня от недоброжелателей…»

    Письмо А.X.Бенкендорфу по поводу закрытия журнала «Европеец»

    Петр Вяземский

    «Генерал, соблаговолите снисходительно уделить минуту внимания моему письму. Я начинаю с просьбы извинить меня за шаг, который вам может показаться неуместным, однако я осмеливаюсь его сделать, подчиняясь голосу моей совести и полностью доверяя прямоте и честности ваших чувств. Поверьте мне, что это вступление не является простой вежливостью. В глубине души я ценю вас как человека, которому свойственны благие намерения, человека беспристрастного и доступного истине, по крайней мере, искренности; человека, который может заблуждаться, но повинуясь при этом лишь внутреннему голосу своей совести…»

    Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1820-1823

    Петр Вяземский

    «Перекрестись! Какой тебе «Первый снег» возвратить? Я прошу его от тебя. Пожалуй, сажай его в «Сын Отечества», только без всякой подписи. «Уныние» – также, и паче: это род исповеди. Конечно, у нас никто не читает: пиши что хочешь, но иное и для себя мыслит вслух не должно. Сейчас получил я письмо от Мещевского, которое меня тронуло: он говорит о своей чахотке и близкой кончине. Неужели Жуковскому ничего сделать в пользу его нельзя, хотя через Павловскую, хотя через Аничковскую дорогу? Сделай милость, похлопочите! Он прислал, Жуковскому «Смерть Кесаря». Хорошо ли? Можно ли отдать на театр? Расшевелитесь! В таких делах только и есть жизнь, во всем прочем – тление; особливо же у нас, где бытию нельзя крылья расправить: надобно по земле перепархивать…»

    Величка

    Петр Вяземский

    «Мы выехали из Кракова в 7 часов утра: до Велички час дороги по шоссе, то есть одна миля. Начальник места выдает билет для осмотра. С этим билетом являешься к соляному кратеру, сажают тебя на тесемочные сиделки и опускают в бездну. Это ниспарение продолжается около двух минут. В первом этаже нет работы. Во всех этажах около 1200 работников: две трети из них работают днем, одна ночью…»

    Моя исповедь

    Петр Вяземский

    «Обращая внимание на мое положение в обществе, вижу, что оно в некотором отношении может показаться неприязненным в виду правительства; допрашивая себя, испытывая свою совесть, свои дела, вижу, что настоящее мое положение не естественно, мало мне сродно, что оно более насильственно, что меня, так сказать, втеснили в него современные события, частные обстоятельства, посторонния лица и, наконец, само правительство, которое, приписав мне неприязненные чувства к себе, одним предположением уже облекло в сущность и дело то, что, может быть, никогда не существовало…»

    Тальма

    Петр Вяземский

    «С некоторого времени смерть деятельно очищает вершины Французского общества и похищает с них имена, сиявшие с большим блеском. Сколько политических, воинственных, литературных переростков низвергнуто в короткое время её неумолимою косою! Подумаешь, что она, как Тарквиний, предпочтительно ссекает на жатве жизни колосья, переросшие прочих. После многих похищений со сцены мира, смерть поразила Францию новою утратою в лице Тальмы, который владычествовал нераздельно на сцене, имеющей также свой мир в уменьшительном виде. Не знаем, что скажут теперь Французы, но при жизни Тальмы они говаривали, что со смертью его не станет трагедии Французской, как со смертью актрисы Марс не станет комедии…»