Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1824-1836. Петр Вяземский

звенели.

      (Смысл последних стихов для меня также тайна).

      Скитался он долго в восточных краях

      И чудную славил природу;

      Под радостным небом, в душистых лесах

      Он пел угнетенных свободу.

      Любовных страданий палящий певец,

      Он высказал сердцу все тайны сердец,

      Все буйных страстей упоенья;

      То радугой блещет, то в мраке ночном

      Сзывает он тени волшебным жезлом,

      И грозно-прелестны виденья.

      ……………………………………….

      …Песни……………

      Но мрака с чела не согнали,

      Уныло он смотрит на свет и людей;

      Он бурно жизнь отжил весною своей;

      Надеждам он верить страшится;

      Дум тяжких, глубоких в нем видны черты;

      Кипучая бездна огни и мечты,

      Душа его с горем дружится.

      ……………………………………….

      О нем и о жене его, то-есть, о ссоре с нею и о прежнем их согласии:

      Так светлые воды красуясь текут

      И ясность небес отражают;

      Но, встретя вдруг камень, мутятся, ревут

      ……………………………………….

      И шумно свой ток разделяют.

      И снова он мчится по грозным волнам;

      Он бросил магнит путеводный,

      С убитой душой но лесам, по горам,

      Скитаясь, как странник безродный.

      Он смотрит, он внемлет, как вихри свистят,

      Как молнии вьются, утесы трещат,

      Как громы в горах умирают.

      «О вихри, о громы, скажите вы мне:

      «В какой же высокой, безвестной стране

      «Душевные бури стихают?»

      ……………………………………….

      ……………………………………….

      И слава воскресла, и вспыхнула месть,

      Кровавое зарево рдеет.

      Цари равнодушны, – он прежде царей

      С мечами, с казною и с арфой своей

      Летит довершать избавленье;

      Он там, он поддержит в борьбе роковой

      Великое дело великой душой –

      Святое Эллады спасенье.

      ……………………………………….

      Доволен ли? То-есть, моею рукою, если не стихами; но и в стихах есть жар и сила. Выписал бы несколько стихов и из «Звезды» Боратынского, но боюсь, чтобы письмо мое не перебило у моего соседа Греча. Вот одна строфа:

      И с милой звездочки своей

      Не сводим мы очес,

      И провожаем мы ее

      На небо и с небес.

      Я просил его свести со второго стиха очеса и заменить их очами, но жаль прекрасных небес.

      Я, верно, к концу августа буду в Москве и проживу, вероятно, до возвращения государя в Петербург, то-есть, до начала октября (государь возвратится к 22-му). Я бы желал поскитаться в окрестностях Московской губернии, например, в Нижегородской ярмарке, и побывать в деревне Карамзина.

      «Урику» читал: c'est joli, mais c'est peu de chose. Кюхельбекера читал, и с досадою; утешил он меня только певинностью своего рассказа о разговоре его с Тиком о Новалисе. Он признался ему, что не понял Новалиса, а Тик добродушно отвечал ему: «А я понял». Довольно для Кюхельбекера, но зачем же признаваться