Возвращение в Михайловское. Борис Голлер

ничего он не хочет! Кричит – потому что кричится. Больно! Страх это все! Вообще – у их поколения – медвежья болезнь!

      – Но я не рожден бежать за ними по этому поводу – подбирать их сранье!

      – Да пожалей ты его! Пожалей!

      – Я жалею. Ишь чего захотел – письма мои читать!

      – Пусть пока приходят на адрес Осиповых!

      – Спасибо! Без тебе б не догадался!

      – Ладно! Ты стихи приготовь!

      – Зачем?

      – Еду я на-днях. Послезавтра. В Санкт-Петербург, милостивый государь!.. Я уже отпросился у отца. Пора заниматься карьерой…

      – Как же он отпустил? Любимого дитятю? Истинного сына? Карьера! А кто ж будет оберегать его здесь без тебя – от другого сына? монстра? Отцеубийцы?.. И что будут делать безутешные девицы? На сеновале?..

      – Ты заменишь! не разучился еще?.. на юге?.. В общем, вставай – садись переписывать. Все новое. «Онегина» – две главы, как обещал! Буду там твоим ходатаем и издателем!..

      – Обойдешься и одной – главой. Я пока работаю.

      – Не морочь мне голову, знаешь… и так тошно! Maman – вся в мигренях… А его, я боюсь, кондрашка хватит! Старый он уже!..

      Вечером, в Тригорском – укрывшись в одной из комнат, Александр писал Жуковскому в Петербург:

      Милый, прибегаю к тебе. Посуди о моем положении. Приехав сюда, был я всеми встречен, как нельзя лучше, но скоро все переменилось: отец, напуганный моей ссылкой, беспрестанно твердил, что и его ожидает та же участь. Пещуров, назначенный за мною смотреть, имел бесстыдство предложить отцу моему должность распечатывать мою переписку, короче – быть моим шпионом; вспыльчивость и раздражительная чувствительность отца не позволяли мне с ним объясниться… Отец начал упрекать брата в том, что я преподаю ему безбожие. Я все молчал. Получают бумагу, до меня касающуюся…

      И дальше – все, что нам уже известно. (Пещурова он назвал не слишком уверенный. Грешил он, скорей, на губернатора.)

      Прасковья Александровна в тот вечер сказала за столом: – Пушкин нынче ночует у нас! Правда, Александр?

      – Прекрасно! – сказал Алексис и зааплодировал. Аннет прибавила: – Можно у меня в комнате! Я перейду к Евпраксии. Пустишь меня? – сестре.

      Та пожала плечами: – Пущу, конечно! (Все были радостны.)

      – К сожалению, я не могу позволить гостю воспользоваться вашей любезностью! – сказала maman жестко. – Вы не будете возражать, Александр, если мы вам постелем в бане?

      – Нет, конечно, разумеется… – быстро согласился Александр.

      – Не понимаю, – возмутилась Аннет… – почему он должен ночевать в бане?

      – Я не виновата, дочь моя, что все, что касается приличий – вызывает в вас непонимание! В доме, где столько молодых и незамужних девиц – к сожалению, нельзя оставлять на ночлег молодого человека! Тут уж ничего не попишешь! Даже в комнате Алексиса. Я бы не смогла.

      – Да я согласен, согласен! – быстро вмешался Александр. Не хватало только ссоры еще в одном доме. И опять – из-за него!

      – А времена разве не меняются? – спросила Анна почти дерзко.

      – Что касается приличий – нет! –