Возвращение в Михайловское. Борис Голлер

слишком самонадеян!

      – Простите, papa! И сочтите сказанное лишь знаком сыновнего почтения… (Он помедлил.) Я не знаю, кто понудил вас… м-м… предложив шпионить за родным сыном. – Даже если сын ваш – и в чем-то виноват!.. Барон Адеркас, г-н Пещуров? сам государь?.. не знаю… (Мы живем – как в лесу – чем дале, тем страшней, вон на почте письма распечатывают!) Но только… Убежден, склоняя вас к сему – он выказал высшее неуважение к вам… как дворянину с шестьсотлетним дворянством!

      – Бездарность! – сказал отец негромко и почти с ненавистью. – Бездарность! Ни на грош таланту – одно самомнение!

      – Может быть, – сказал Александр как-то вяло – и понял, что попал в точку.

      Тут все и сорвалось. Никто не сообразил, только… Барин Сергей Львович выбежал из комнаты – и побежал по дому, крича: – Спасите! Спасите! Убивают!.. – а из комнат и со двора – один за другим, кто в домашней затрапезе, кто в мокром армяке, – стали сбегаться люди – растерянные дворовые. (Где-то в дверях мелькнула насмерть перепуганная Арина.) И набралось их сразу столько, что, даже захоти Александр – исчезнуть, раствориться, – все равно б не удалось. Выскочивший вослед отцу из комнаты, он торчал посреди залы как очевидный виновник происшедшего…

      – Что с вами, papa? – мелькнула на ходу испуганная Оленька.

      – Твой братец! (бросил ей Сергей Львович и снова закричал): – Караул! – Караул! Убивают!

      – Отец, что с вами?.. – Ах, этот Лев, подлец, всегда-то его нет на месте, во-время… Опять валялся с кем-то на сеновале, весь в соломенном опереньи. Да, осень уже, осень!.. Можно зад отстудить…

      – Лев Сергеич, – вскричал отец торжественно – и впервые остановился. – Ваш отец оскорблен – до глубины души!

      – Что, кто? – спрашивал Лев озабоченным тоном – то ли в самом деле, не поняв ничего – то ли поняв все…

      – Я требую от вас – никогда… не общаться с этим монстром! с этим выродком-сыном… Проклинаю! – кричал он куда-то в пустоту, полную людей… – Проклинаю!

      – Да что случилось, наконец? – не выдержал Лев.

      – Он поднял руку на отца! ударил… замахнулся, то есть… Хотел прибить!

      – Ничего не понимаю, – сказал Лев добродушно. В его светлых кудрях посверкивали соломенные нити… И неизвестно, чем бы все кончилось, если б на пороге спальни не выросла Надежда Осиповна с огромной мокрой повязкой на лбу… (такой мигрени у меня еще не было! о, моя голова! о!..) – и почти силком не втянула мужа в комнату.

      – Что с вами? – спросила она мрачно. – Кто вас убивает?

      – Александр, – сказал Сергей Львович, вдруг потеряв весь свой тон – ставши сразу жалким и робким.

      – Ну, тогда это не страшно. Я думала… кто-нибудь… Чего вы кричите? И так – жизни нет! Вы мне надоели! (И легла на постель, отвернувшись.)

      – Если б вы знали – до чего вы мне надоели!..

      Спустя немного времени Ольга проскользнула к Александру и принялась плакать.

      – Ты не знаешь, почему… ну, почему? наша семья не может жить, как все! Попробуй выйди