Диктатор. Сергей Снегов

задумался.

      – Генерал, неужели вы против? – удивился Гамов.

      Генерал медленно проговорил:

      – Против не я, а маршал Комлин. Он предписывает нам насмерть стоять на нашей позиции.

      – Генерал, снова спрашиваю: вы против?

      Прищепа грустно улыбнулся.

      – Трудный вопрос вы задаете, Гамов, своему дисциплинированному начальнику. Я всю жизнь приучал себя исполнять приказы. Вот мой ответ: я за прорыв на запад. Капитан, – обратился он к сыну, – успех операции зависит от вашей разведки. Если вы ошибетесь, неверно определив скорость движения колонны пленных и степень их концентрации, поход дивизии будет равносилен удару кулаком в воздух.

      – Можете положиться на разведку, генерал, – сказал Павел.

      – Пойду отдохнуть. – Генерал выглядел измученным. Мы догадывались, что причина не в слабости после ранения, а в том, что обстоятельства заставили его идти против приказа командования. – А вы подработайте операцию.

      – Предлагаю отложить детальную разработку до получения данных об эвакуации пленных, – сказал Гамов после ухода генерала. – Есть другой срочный вопрос – захваченные деньги. Солдат волнует судьба бумажек.

      – Вы обещали им, что награждение будет продолжено, – напомнил я.

      – Но вы на это согласны? Нужна точность.

      Я бы жестоко соврал, если бы сказал, что мне безразлично, как распорядятся калонами. Всей душой я восставал против того, чтобы разбрасывать деньги, принадлежащие всей стране, а не одной нашей дивизии. Но отмена обещаний Гамова вызвала бы возмущение среди солдат и перед рискованным походом в тыл врага уменьшила бы нашу боеготовность.

      – Снимаю возражения, – сказал я.

      – Тогда разработаем ценник, – сказал Гамов. – Я раздавал деньги по наитию. Теперь надо установить, чего объективно стоит каждый успех в бою. А завтра развесим список денежных выплат во всех полках, чтобы каждый знал, на что рассчитывать.

      – Прейскурант на героизм, – невесело пошутил я. Это была моя последняя попытка поиронизировать над включением банковских кредиток в штатное вооружение дивизии.

      – Меня ценники не интересуют, пойду организовывать разведку, – объявил Павел.

      Вместе с ним ушли в свои подразделения и другие офицеры. Остались Гамов, Пеано, Гонсалес и я. Гамов вписывал в лист бумаги наименование подвига и объявлял цену. Он уже заранее продумал каждую цифру. Мы сразу согласились, что за трофейную машину, уничтоженную или сильно поврежденную, надо платить в два раза меньше, чем за целую или требующую небольшого ремонта. То же и для всех видов ручного и стационарного вооружения. Но когда перешли к живой силе, разволновался Аркадий Гонсалес. Я уже говорил, что этот долговязый майор, наш второй оператор, добросовестно работал с картами, но был непостижимо равнодушен к сути своих разработок. Он признавался, что ненавидит войну. Такое отношение к своей