Диктатор. Сергей Снегов

а против них. Точнее, придумать такие правила, чтобы лишить войну героики и благородства… Унизить ее, чтобы при каждом упоминании этого слова мутило и выворачивало кишки.

      – И вы уже придумали правила войны, уничтожающей всякие войны?

      – Ищу, – ответил он.

      Еще некоторое время мы шагали молча.

      – Хорошо, ищите средства, не облагораживающие, а унижающие войну, – снова заговорил я. – Вернемся к деньгам, которые вы раздали солдатам. Они ведь не унижают войну, а делают выгодным участие в ней. Бой на коммерческой основе. В старину разбойники и пираты, бандиты и флибустьеры…

      Он прервал меня:

      – Не согласен! Наш солдат, получив деньги за свою храбрость, разбойником не станет. Он не грабит, его премируют – разница! И еще замечу вам: пираты и разбойники были отчаянными воинами, сражались самозабвенно. Хочу, чтобы дух самозабвения, порыв отчаянной храбрости проник и в наши ряды – хотя бы благодаря раздаче раскрашенных бумажек. Еще возражения?

      Я пообещал представить тысячу серьезных возражений, но смог выдавить из себя только одно:

      – Вы представляете себе, какой вызовете гнев в Адане, когда там узнают о вашем самоуправстве?! Особенно если таким же способом распорядитесь остальными деньгами.

      – Плевать на гнев и на кары! Я постараюсь сполна высвободить динамизм, скрытый в этих бумажках. А что до Артура Маруцзяна, которого вы так же уважаете, как и я, и особенно до маршала Комлина, невежеством и глупостью которого вы сами так часто возмущаетесь, то с ними можно и поспорить. Победа над врагом, если она станет известна всей стране… И наша с вами сплоченность…

      – Нет! Не рассчитывайте в этом смысле на меня, Гамов. Открыто выступать против вас не буду. Но и не поддержу.

      На этом наше объяснение закончилось. Павел, не дождавшись, ушел к разведчикам. Я убедился, что всем раненым – и нашим, и вражеским – оказали неотложную помощь. Затем был привал. Отряд разбился на группки, в каждой делили деньги. Я опасался, что пойдут споры, но дележ совершался под шутки и смех. Офицеры записывали, кому, за что и сколько выдают. Я снова прошел мимо раненых в открытых машинах. Один поднял голову над бортом.

      – Спасибо, командир, за награду! Так по-человечески с нами…

      – Что будете делать с деньгами? – спросил я. – Повеселитесь?

      – Не до веселья, майор. В первом же городке, где есть почта, отошлю домой. У жены двое детей.

      В разговор вступил другой раненый:

      – А в дивизии деньги не отберут? Хорошо бы знать заранее.

      – Не знаю, – сказал я. – Разрешения выдавать калоны не было. Как посмотрит начальство…

      – Не отдам! – злобно сказал раненый. – Разорву, но не отдам! Теперь это мое, ясно? Мне эта награда сильней лекарства, вроде и кости поменьше болят, а ведь весь вибрировал.

      – Но почему вы не надели антирезонансного жилета? Мы ведь их