Ночная пуля. Остросюжетные повести и рассказы. Борис Штейман

мировой. Думал, живым не оставит. Ха-ха! Ну все. Все! Иди, иди… – снова задумался. – Иди с Богом! Теперь так можно. И… нужно!

      Подтолкнул в спину. Я оказался в коридоре на толстой ковровой дорожке. «Может, послать их всех на три буквы… или еще куда? Генерала не дали? Не дали! Хотя имею полное право. Возраст-то совершенно генеральский. Ладно, нечего горячиться. Поживем – увидим. А это всегда успеется». Мимо сновали офицеры. «Ни одной знакомой рожи… – подумалось с грустью. – Эх время, времечко! Неумолимо идет себе и идет…» Подбежал молоденький лейтенант:

      – Виноват, товарищ полковник! Срочно к генералу!

      «Что за черт?! Я ж только от него. Может, передумал и решил все же дать генерала?» – затеплилась слабая надежда. Возвращаюсь. От прежнего приветливого добродушия ни следа.

      – Слушай, дружочек! Взглянул я в твое личное дело. Это что ж у тебя за имя такое? – Сергей Иванович порылся в бумагах, водрузил на нос очки, старательно выговаривая, прочел: – Бертольд!

      – Обычное. Сокращенно – Берт, – ответил я.

      – Сокращенно Берт – это лучше, – немного успокоился Сергей Иванович. – Почему это я раньше не обращал внимания? Все Берка да Берка! Опять кадры напортачили? – придирчиво осмотрел мою фигуру, перетянутую многочисленными ремнями, и пытливо заглянул в мои прозрачной голубизны глаза: – А ты, часом, не еврей? – поинтересовался ласково. – Не по анкете, а так, по жизни?

      – Нет, товарищ генерал! Я – не еврей! – твердо отчеканил я, пригладил редеющие прямые льняные волосы и, как бы ненароком, дотронулся до своего курносого носа. Хотя на самом деле… Впрочем, национальность – это в чистом виде одно самочувствие и больше ничего. В основном… Во всяком случае, так мне казалось в этот момент. – Отец из рязанской области, крестьянин, мать со Ставрополья, крестьянка, всю жизнь батрачила на отца.

      – И добатрачилась! Я сам со Ставрополья… или с Сибири? – вопросительно уставился на меня Сергей Иванович. – Неважно. И тоже батрачил на отца. Ладно, ступай! Если что, пеняй на себя. Хотя сейчас ты можешь быть в кадрах хоть кто! Хоть Бертольд! Официально, конечно. Но многие этого не понимают. Вот я, например, этого не понимаю. Ведь армия все же русская? Или я ошибаюсь?

      – Ладно, пойду работать, – хмуро закончил я, нарушая субординацию.

      Подобные разговоры я не одобряю, так как являюсь подлинным интернационалистом, возможно из-за своего имени. При выходе из приемной поинтересовался у адъютанта:

      – Как у Сергей Иваныча дела с Манюськиными?

      – Вроде бы все нормально… последнее время, – ответил тот и добавил: – Возьмите, товарищ полковник, папочку. Сергей Иваныч просил проработать.

      Кабинет был неплохой. Большой. Сейф, стулья, кресло на колесиках, на стене часы и карта военных действий. «Крымская компания», – установил я без труда. Давало знать блестящее военное образование. Стол был удобный – широкий и много ящиков. Это я очень ценю. Раскрыл сафьяновую папку. Прочел: «Манюськины». Справа вверху гриф: