Ночная пуля. Остросюжетные повести и рассказы. Борис Штейман

день. Затевалась последняя большая игра. Срочно вызвал Манюськина и Епихода. Они не заставили себя ждать. Молча протянул Манюськину приглашение. Он понюхал конверт и печально произнес:

      – Ее…

      «Видимо, крепко запала в душу…» – подумал я сочувственно.

      Затем, шевеля от напряжения губами, Манюськин прочел текст.

      – Это кто же, интересно, подручный мусье Манишкин? Не ясно. – Сморщил он в недоумении лоб и вдруг до него дошел смысл этого издевательского приглашения. – Манишкин?! – побелев, заорал он. – Без постельного белья?! Ну, держись, гады!

      Он стремглав бросился к дверям.

      – Куда? Назад! Отставить! – еле успел крикнуть я.

      – За патронами! Надо проучить этих… эту нечисть!

      Успокоив немного Манюськина, я вкратце обрисовал им ситуацию, сказав:

      – Дело сугубо добровольное. Вы как?

      – Мы – да! – без промедления ответили хором Манюськин и Епиход.

      – Тогда готовьтесь!

      Накануне

      Епишка зашел к Манюськину. Перед серьезным делом хотелось поговорить, вспомнить прошлое – тревожное, полное опасностей, но такое интересное время. Опрокинули по стопарику.

      – Помнишь, как уходили, отстреливаясь? – спросил с воодушевлением Манюськин. – Ну и времечко было!

      Епиход вяло кивнул головой. Ему вспомнился чудовищный смрад канализационного подземелья, и как они по уши перепачкались в дерьме. Так что потом неделю от них все шарахались. «И на кой хрен мне все это нужно?» – подумал он, и ему нестерпимо захотелось обратно на пароход, к ребятам. Бросаешь себе в топку уголек да бросаешь. И никаких тебе забот и волнений. Он с трудом отогнал эти малодушные мысли. Хорошо, что хоть Семеныч их не слышит.

      Манюськин достал стопку фотографий, разложил их на столе.

      – Узнаешь? – поинтересовался он, указывая на одну из фотографий. – Это, понятно, я, а это кто?

      Епиход не узнавал:

      – Нет, не пойму… Рожа-то вроде знакомая… Из наших кто?

      – Рожа! – передразнил его Манюськин. – Ну Епиход, ты даешь! Нет слов! Ты чего? Это же король Густав! Не помню только его номера. То ли седьмой, то ли восьмой? Ладно, неважно. У него дома сидим, в резиденции, выпиваем!

      – А шефа нашего турнули, – Епишке захотелось сбить Манюськина с благостного настроя.

      – Да знаю я, знаю! – Манюськин встал и изо всех сил треснул молоточком по наковаленке. – Это тебе, дорогой Сергей Иваныч, за шефа! За нашего генерала!

      – Как он? – поинтересовался Епишка и потыкал пальцем в ушную стенку, завешанную для уюта цветастыми рушниками.

      – Сергей Иваныч? А никак. Сам виноват. Привык, гад, порядочных людей подставлять. Я, Епиход, скоро съезжать отсюда буду, мои уже достали. Какого хрена, говорят, здесь мучаемся? Ты его уже проучил? Проучил! А у нас жизнь проходит. Каждый день долбят. И они, ты знаешь, в чем-то правы. Правда, не пойму, в чем, но правы. Ну да, ладно. Надо идти на эти… – Манюськин задумался. – Как