Корсар. Юрий Корчевский

на прелую солому и уснул.

      Утром я был разбужен самым бесцеремонным образом. Громыхнула дверь камеры, зашли двое образин – по-другому их не назовёшь, подхватили меня под руки и поволокли по лестнице наверх. Я бы и сам смог идти, но мне просто не дали.

      Меня втолкнули в комнату, впечатали на табурет и встали сзади.

      Передо мной в пяти шагах стоял стол с письменными принадлежностями. За столом в кресле восседал невзрачного вида плюгавый служивый, раздувавший щёки от собственного величия и осознания важности своей персоны.

      – Кто таков?

      – Кожин Юрий, лекарь.

      Вероятно, это был подьячий. Он старательно заскрипел пером по бумаге.

      – Ты обвиняешься в злонамеренном убийстве боярина Сорокина Ильи. Что можешь сказать?

      – На дороге я убил татя, который зарубил возничего и угнал возок с боярыней, назвавшейся мне Матвеевой Варварой. Мои слова может подтвердить боярский сын Андрей – мы вместе были. А ещё пленный, что вместо убитого кучера управлял возком.

      – Так, значит, не отрицаешь, что боярина жизни лишил?

      – Нет, убил татя.

      – Приведи сорокинского холопа.

      Стоявший сзади амбал вышел и скоро вернулся с пленным ездовым, которого мы хотели повесить. Едва увидев меня, мужик ткнул в меня пальцем:

      – Он, он это! Убил на дороге хозяина моего, честнейшей души человека, и меня хотел повесить.

      – Это правда? – строго спросил подьячий боярского холопа.

      – Истинно так! – Бывший пленный перекрестился.

      – Подтверждаешь? – посмотрел на меня сыскной чиновник.

      – Татя за злодейство убил, а сообщника – вот его – хотел повесить, было.

      – Ага, – удовлетворённо кивнул подьячий. – Уведите холопа.

      Ездового вывели.

      – С какой целью убил?

      – Наказать за разбой – я ведь говорил уже.

      – Тогда зачем сам боярина обобрал?

      – Не брал я ничего!

      – А сабля в ножнах? Андрей ничего не скрывал, всё как есть рассказал.

      – Я её и вправду взял, но потому только, что у меня пистолет был разряжен, другого оружия не имелось, а возок отбивать надо было. Найдите боярыню Матвееву, коли мне не верите, поговорите с ней.

      – Не учи, я сам знаю, что мне делать. Вина твоя и твоего сообщника видна и так. После обеда на дыбу пойдёшь, да пятки поджарим – всё сам тогда и расскажешь, зачем боярыню искать?

      Я похолодел. Положение складывалось не в мою пользу, хотя я продолжал считать себя невиновным.

      А если эти костоломы начнут пытать – что от меня останется? На что способен ещё буду? Попаду на дыбу – вывернут суставы, – о лекарской практике придётся забыть напрочь. Потом мне стало смешно. На дыбе сознаешься в том, чего никогда не совершал. А после неё казнят за вины многие. О какой работе ты ещё заботишься, Юра? Отсюда живым не выйти…

      Я улыбнулся своей наивной вере в возможность справедливого исхода. Не тот век! Кровожадный Иван Грозный многим пример подал, как «суд» вершить – малюты скуратовы на Руси в большой силе!

      Видимо, мою горькую усмешку эти изверги