Лермонтов и христианство. Виктор Сиротин

не находит ответа на подобные вопросы. Начав в юности «тяжбу с божеством» (признаемся, что эта, вошедшая в литературу формула всё же принадлежит духовному антагонисту поэта, В. Соловьёву), Лермонтов персонифицировал её, ибо не сомневался в личностном существовании Бога. Иначе все обращения – и героев, и самого Лермонтова – становятся бессмысленными. Вопрос упирается лишь в духовную форму этой (для поэта) очевидности. Ибо поэт видит Его главным образом в ипостаси Судьи, что в известной мере расходится с толкованием Бога через его сына – Христа, которого поэт упорно обходил своим вниманием.

      Итак, литературные тексты (а другими источниками мы не располагаем) не дают конфессионально точного определения религиозности Лермонтова. Это можно сделать разве что методом вычитания. О таком «счёте», в частности, говорит драма «Испанцы».

      В ней испанский дворянин Алварец хвастается перед Фернандо одним из своих предков:

      Вот тут написано, что сделал он:

      Три тысячи неверных сжёг и триста

      В различных наказаниях замучил.

      Фернандо (насмешливо)

      О, этот был, без спору, муж святой;

      Конечно, он причислен к лику?

      Алварец (равнодушно)

      Нет ещё!..

      Для итальянца-иезуита патера Соррини и вовсе нет ничего святого. Впрочем, говоря в храме «святых здесь нет…», он проговаривается о своём «божестве»:

      Что значит золото? – оно важней людей,

      Через него мы можем оправдать

      И обвинить, – через него мы можем,

      Купивши индульгенцию,

      Грешить без всяких дальних опасений

      И, несмотря на то, попасть и в рай.

      Не в лучшем свете предстают в глазах Лермонтова и русские монахи. В повести «Вадим» говорится, что они, проходя по церкви, «толкали богомольцев с таким важным видом, как будто бы это была их главная должность». О такой «мелочи» Лермонтов не упоминал бы, если б она не бросалась ему в глаза во время литургии и не была характерна для духовного клира.

      Итак, произведения поэта, родившегося в православной семье, несомненно, указывают на его сословно-природное или наследственно-христианское вероисповедание. Однако эти же произведения не дают ясного ответа о степени глубины – о внутренней причастности поэта к православной вере. Мало того, христианское мироощущение Лермонтова порой граничит с деистическим. Очевидно, дабы не перейти «опасную» границу, поэт, обманывая себя (ибо просит как будто не за себя), прибегает к защите Божьей Матери:

      Я, Матерь Божия, ныне с молитвою

      Пред твоим образом, ярким сиянием,

      Не о спасении, не перед битвою,

      Не с благодарностью иль покаянием,

      Не за свою молю душу пустынную,

      За душу странника в мире безродного…

      Тем не менее благоговейное отношение к христианским святыням не случайно пронизывает ряд стихотворений поэта. Уже потому, что, будучи глубоко