Тайный Город – твой город (сборник). Алексей Толкачев

буркнул Птиций. – Мы нашли всего одну запись «Танца миражей». Какой непредусмотрительный…

      – Какой щедрый, – прошептала молчавшая до сих пор Дита.

      В коротком взгляде масана девушка уловила согласие. И, неожиданно для себя, – благодарность.

      – Я пытался убедить его выступать снова, но без толку. Я настаивал, и не только я… мы добились одного объяснения: Назар сказал, что если актер мечтает сыграть смерть на сцене, то музыкант мечтает сыграть в темпе адажио фуриозо. Он сыграл и лучше сделать не сможет, поэтому не будет и пытаться. Если это и причина, то не единственная и не главная.

      – Играть в темпе адажио фуриозо невозможно, – авторитетно заявил Птиций. – «Адажио» означает спокойно, «фуриозо» – яростно. Это взаимоисключающие…

      – Но он так играл той ночью. И сейчас мне кажется, он только так и играл. А еще – жил так. Никто из нас не осудил Назара за то, что он сделал, – давняя боль трещинкой прошла по голосу Захара, боль семьи, разделенной гражданской войной. – В конце концов, тех, кто там, в Гонконге, откликнулся на Зов, убивали мы.

      – Он понял, что сотворил? – голос моряны дрогнул. – И перестал играть вообще?

      Бокал, поднесенный ко рту, замер в руке епископа Треми. Меньше всего он ожидал, что его поймет кто-то из другой семьи.

      – Да, Дита. Я думаю, именно поэтому никто с тех пор не слышал игру Назара Треми.

      – Какая любовь… – Романтичный кóнец был далек от войн и имел свое мнение. – Три года мстить за возлюбленную!

      – Он мстил не за Камиту – за музыку, – тихо проговорила Дита, – за вдохновение. За красоту. Он тоже боролся с войной в вашей семье. Как умел.

      – И мстил за то, что потерпел неудачу?

      – Если так… то это опять была не та месть.

      – Однажды, – епископ задумчиво смотрел на девушку, – Назар обмолвился, что танцевать «Танец миражей» может только моряна. Черная моряна. Возможно, вы знаете, почему?

      – Я? Откуда же…

      – Мне бы хотелось снова увидеть «Танец миражей». Мне бы хотелось, чтобы вы нашли нужные слова, Дита.

      – Я попробую, Захар. Я должна попробовать.

      Зал «Ящеррицы» был полон.

      Но управляющего клубом аншлаг не радовал; в воздухе витал отчетливый скепсис, а отнюдь не волнение от предвкушения долгожданной премьеры. Птиций жалел, что позволил уговорить себя выпустить на сцену волнующий, но сомнительный номер. Птиций не знал, чего ждать, и оттого нервничал.

      Птиций готовился к провалу.

      Погас свет. Осталась только цепь огоньков по краю сцены.

      Танцовщица стояла на границе темноты, словно замерев на половине шага, едва начав движение – и окаменев. Словно танец закончился, не начавшись.

      Пауза тянулась; на зрителей нисходила тишина.

      И никто, кроме застывшей на краю сцены девушки, не услышал первый аккорд. Просто тишины не стало. Просто музыка легким флером заскользила по залу.

      Она вела танец, и в какой-то момент зрителям вдруг показалось, что танцовщица и альт спорят, спорят