Тайный Город – твой город (сборник). Алексей Толкачев

все равно спасибо за попытку.

      – Не за что. – Лазарь покосился на Богу. – Как думаешь, сработает?

      – Сработает. Я так думаю. И ты так думаешь, потому что слышал, как Назар играет. И что самое плохое, – епископ говорил теперь совсем тихо, – Сантьяга тоже думает, что все получится.

      Оба, не сговариваясь, нашли взглядом альтиста, стоящего теперь на самом краю обрыва. Расчехленный альт в опущенной руке почти касался земли.

      – Захар, почему ты сам не остановил его? До того, как он пришел к комиссару?

      Епископ не ответил.

      Назар смотрел на Гонконг.

      Город манил огнями, обещая иллюзию дня посреди ночи. Город звал – колодцами обшарпанных дворов и глянцевыми фасадами Сохо, лабиринтом никогда не пустеющих улочек Монгкока и бросовой ценой жизни. Звал трущобами и особняками, надеждами беженцев и алчностью колонистов.

      Смычок легко коснулся струн.

      Обернулись все.

      – Что за…

      – Сканеры готовы?

      – Еще полминуты!

      – Рано!

      – Что «рано»?! Он же не магнитофон!

      Музыкант улыбнулся, закрыв глаза. В свете луны блеснули растущие иглы.

      Мелодия поплыла над пропастью.

      Невесомая, случайная – биение сердца, движение крови; спокойная, осторожная, безмятежная.

      Биение сердца – но сердца масана.

      Они, собравшиеся на площадке, не сразу почувствовали, когда на музыку лег Зов. Когда музыка стала Зовом.

      Просто альт звучал теперь фоном на краю сознания, незаметный, послушный, тихий – но это было затишье перед бурей.

      Зов Назара Треми окутал площадку на вершине горы; распространить его на город альтист и не пытался, это было задачей других.

      Лазарь опомнился первым.

      «Тянем, все вместе! Захар! Грегуар!»

      – Сканеры готовы!

      Музыка вуалью накрыла Гонконг. Чуткие приборы готовились ловить ответный отклик. Гарки ждали. Эффективность «походов очищения» зависела от того, сколько мятежников Саббат откликнется на телепатический посыл, сколько отзывов уловят сканеры и масаны из числа охотников. И все знали, что обещал комиссару Назар Треми: равнодушных не будет.

      А музыка расправляла темные крылья.

      Ночь и тонкий серп месяца, шептала она, а солнце не взойдет никогда. Млечный Путь рассекает небо, в вышине невидимые облака, рассвет не наступит, и этот мир наш, насовсем, до конца. Пища и никаких догм или правил, только свобода, широкая, как крылья птицы-музыки над городом…

      Альт пел песню ночи.

      Звонче и ярче; смычок, упиваясь свободой, летал в умелой руке, заплетал ветер в кружево, превращал невозможное в реальное, будущее – в сбывшееся. Мелодия звала и ждала ответа. Она не несла угрозы, и ей не нужно было сопротивляться.

      Назар играл душу Саббат.

      Не пыльные лозунги, не интриги и предательства, и вечное, въевшееся недоверие – мечту.

      Вершину мира – для каждого.

      – Есть! Работает!

      – Спящий меня высуши, сколько