Дважды возрожденный. Виктор Борисович Мурич

рассказ Стас. Мичман, укутавшись в клубы дыма, пристально следит прищуренными глазами за жестикуляцией рассказчика сквозь мутную пелену. – На точку прибыли вовремя. Гномов еще не было. Мы прождали около часа, пока они появились. Было их штук девять-десять.

      – Десять, – уточнил я. – И десять верблюдов.

      Стас отблагодарил меня столь любезным взглядом, что я пожалел, о том, что прервал его. Мичман на мгновение перевел взгляд на меня, утвердительно качнул головой, как бы принимая к сведению мое уточнение, и опять повернулся к рассказчику.

      – Так вот. Притопали они и прямиком в шахту. Ну конечно прихватили с собой там кирки, лопаты и фонарики всякие. Знаешь, пузатые такие фонари, на беременных баб похожие, с зеркальцем с одной стороны. И полезли, в общем гурьбой в шахту. Я расположился у входа, рядышком с их верблюдами, а Витек полез на горку и там залег среди камней. Ему там сверху все видно будет, если вдруг кто сунется. Все как всегда. Тишина и благодать полная. Ветра нет, солнышко пригревает.

      Стас всегда речь сопровождает речь бурной жестикуляцией. Когда он о чем-то увлеченно рассказывает с ним рядом находиться опасно, зашибить может невзначай. Вот и сейчас он каждую фразу подтверждает взмахом мускулистых рук. Его атлетическая фигура на фоне массивного кресла выглядит весьма скромно. Даже не скажешь, что в нем 190 роста и 100 веса. Из веса большая часть мышцы. Сказывается длительное увлечение культуризмом. Мы его, шутя, называем Гераклом нашего времени. Вот только вершина его малость подкачала. Столь мощное тело венчает коротко стриженая голова с большими оттопыренными ушами и веснушчатым лицом, которому он постоянно пытается придать серьезную угрюмость и тем самым компенсировать детское озорничество мелькавшее в глазах. Из всех его умений выдающимся является только одно – умение стрелять. Вот в этом он настоящий ас. Месяц назад, когда мы праздновали его двадцати девятилетие, он, будучи в конкретно нетрезвом состоянии пристрелил из своего неразлучного карабина крота, высунувшегося на свою беду, из каменной толщи метрах в трехстах от стен Цитадели. А если при этом еще и учесть, что стрелял он, опираясь на меня, так как самостоятельно держаться на ногах не мог…

      Мичман – плавающий в облаках столь любимого дыма является полной противоположностью Стаса.

      Мичман – прозвище. По имени его никто и никогда не называл. По крайней мере, я этого не слышал. Я даже не уверен, что помню его настоящее имя. Толи Вадим, толи Владислав. В общем, что-то в этом роде. А Мичман – потому что, он в прошлом действительно был мичманом на эсминце. Выперли его с флота года три назад за пьянство. Любил он раньше это дело и любил по крупному. Как-то раз по пьяни он капитану эсминца толи что-то сказал, толи сделал. Скорее всего, сделал, потому что после слов, даже самых тяжелых, в больницу с травмой черепа не попадают. В общем, помогли ему уйти. А так, может, еще бы плавал и плавал, вместо того, чтобы нянчится здесь с нами. Потом, уже на гражданке, он взялся за ум, объявил сухой закон и с тех пор ко всем спиртным напиткам относится с предубеждением,