Красные волки, красные гуси (сборник). Мария Галина

там целая банда? Вот так ловят на живца, уводят в укромное место, а потом… Я же ее совсем не знаю…

      – Ну? – она нетерпеливо пританцовывала на ходу. Рука у нее была горячая и влажная.

      – Лиля! – раздалось из темноты. – Лилька!

      Они со смехом вынырнули из боковой аллеи, несколько парней, девушки, светлые платья и рубахи светились в темноте.

      – Ой! – обрадовалась она. – Это Жорик. Вот здорово! А вы куда?

      – На Морвокзал, – сказал солидный Жорик. – Там у них бармен новый. Идешь? И этот с тобой?

      – Это… как тебя зовут? – обернулась она ко мне.

      Она уже забыла.

      – Альберт, – сказал я.

      – А это Алик. Точно. Пошли с нами, Алик?

      – Нет, – сказал я сухо, – извините, нет.

      – Ему домой надо. В кроватку. Да, Алик?

      Я молчал.

      – Да ты не грусти. Увидимся.

      Она легко чмокнула меня в щеку, обдав запахом сладких духов. Я смотрел, как они, смеясь, уходят в темноту, по перечеркивающим дорожку полосатым теням… Я ненавидел себя. Пять, – думал я. – Пять километров. Без всяких скидок. Вот тебе, вот тебе, вот тебе…

* * *

      Он пришел в четверг, под конец дня. Наверное, заехал с работы, под мышкой у него был портфель без ручки. Еще у него были носки в полосочку и дырчатые сандалеты. Брюки чуть коротковаты, словно он из них вырос.

      Он торопливо поздоровался. Не потому, что был невежливым, просто спешил: через полчаса мы закрывались, и уборщица тетя Зина уже начала возить шваброй по линолеуму. И попросил… «Страдания юного Вертера».

      Может быть, думал, что связник ему что-то там оставил?

      Но когда я вынес синий томик, не столько затрепанный, сколько полинявший от времени, он разочарованно сказал:

      – А другого издания у вас нету?

      – С картинками, что ли? – не удержался я.

      – Нет, просто другого… год, издательство…

      – У нас и этого-то никто не берет, – сказал я честно. – Зачем нам два Вертера?

      – Ну да, у вас, наверное, все больше фантастику просят.

      Мы подписались на такую красно-белую серию, где печатали наших и не наших фантастов, и два тома – Саймака и Стругацких – у нас уже заиграли.

      – Да, – сказал я. – Классику сейчас вообще мало кто берет. Только ученики и учителя.

      Обычно я не слишком-то стремлюсь разговаривать с посетителями, но тут мне стало интересно. Зачем это он им понадобился? И что они такое делают в своем КБ, что он брюки себе новые не может купить, а продает шпионам государственные тайны?

      – Вот вы вообще что кончали? – спросил он строго. – Библиотечный техникум?

      – Три курса истфака, – сказал я.

      – Ну, тогда вы должны понимать. Будущее – это то, чего нет. Вообще нет. Понимаете? Какое придумаете, такое и будет. Их тысячи, миллионы, этих будущих. А прошлое – одно-единственное. Оно требует к себе уважения.

      – Поэтому вы и предпочитаете классику?

      – Да. Возможно.

      – Книги врут, – сказал я неожиданно для себя. – Даже хроники. Летописи. Написал что-то один-единственный человек, а мы ему верим. А может, он это по заданию партии и правительства писал?

      – Или сам добросовестно заблуждался,