Посланники тьмы. Антон Грановский

улыбнулся.

      – Язык-то у тебя длинный, калика, – заметил он. – Гляди, подрежут.

      – Оно и к лучшему, – отозвался калика. – В последние месяцы я им все равно ничего не лижу, окромя купецких задниц. А для этого дела и без меня охотники найдутся.

      Глеб засмеялся, поправил на голове охотничью шапку, закинул сумку на плечо и зашагал по мостовой.

      Мимо проскользила кавалькада из трех расписных саней. Перед санями бежали фонарщики со слюдяными фонарями на длинных древках. Знатные, видать, поехали купцы. Уж не сам ли Бава Прибыток?

      Глеб усмехнулся, перешел через дорогу и, дойдя до торжка, свернул в темный переулок. По нему он шел минут двадцать, после чего снова вывернул на большую дорогу, прошел еще чуток и остановился возле постоялого двора Дулея Кривого, огороженного высоченным забором.

      Сторожу, топчащемуся под слюдяным фонарем с колотушкой в руке, Глеб дал резаную медяшку и спросил:

      – Сестры-калики все еще здесь живут?

      – Здесь, – ответил тот. – Но к ночи съедут.

      – Чего это вдруг?

      – Дулей их гонит в шею. Живут, а не плотют.

      – Ясно.

      Глеб прошел мимо сторожа, распахнул калитку и, поскрипывая снежком, зашагал к большому дому.

      Комната, где жили сестры ходока Дивляна, располагалась на первом этаже, сразу за хозяйственными помещениями, и была, без сомнения, самой ветхой и плохо обставленной конурой в доме Дулея Кривого.

      Дверь они не запирали, потому как каждый знал, что красть у сестер нечего, а на их колченогую красоту никто не зарился. Завидев на пороге Глеба, обе сестры вскочили с лавок и с радостными криками захромали ему навстречу.

      – Глеб!

      – Глебушка!

      Глеб крепко их обнял, и девушки зарыдали у него на груди.

      – Ну-ну-ну, – улыбнулся Глеб, крепко обнимая девушек и поглаживая их по вздрагивающим спинам. – Все будет хорошо. Все наладится.

      – Глеб, Дивляна сгубили...

      – Да, я знаю.

      Он вновь погладил сестер по худым спинам. Затем неловко проговорил:

      – Ну, будет... Будет вам. Дайте я на вас посмотрю.

      Как и каждый раз, когда Глеб встречался с сестрами Дивляна, он удивился несправедливости природы, которая наградила девушек изумительной красотой, но при этом, словно издеваясь сама над собой, сделала их хромоножками.

      Через тысячу с лишним лет, в начале двадцать первого века, их лица неплохо бы смотрелись на глянцевой обложке «Воуга» или «Вэнити фэйр». А их точеным фигуркам позавидовали бы лучшие манекенщицы. Но из-за хромоты девушки считались в городе едва ли не самыми жуткими уродинами. Да и себя наверняка считали таковыми. Кроме того, по здешним меркам они были излишне худосочны.

      Внешне Рожена и Божена были совершенно неотличимы. Но Божена была милой и приветливой девушкой, и улыбка у нее была милой и приветливой, а Рожена улыбаться почти не умела, от постоянной хмурости между бровей у нее обозначилась тонкая поперечная морщинка.

      Вытерев мокрое от слез лицо платком, Рожена сказала:

      – Глеб,