Эксцессия. Иэн Бэнкс

обозвал эту хреновину. Единственной уступкой с его стороны, ввиду срочности дела, стало полное отсутствие сновидений. У него имелся целый набор сценариев для ночных грез. Некоторые включали чудесные сексуальные сцены, и отказ от них был для Генар-Хофена серьезной жертвой.

      Поэтому он лег и поспал хорошо – хотя, пожалуй, и недолго, – а сообщение от дяди Тишлина, терпеливо перебирая свою абстрактную семантику, дожидалось его в ядре ИИ-модуля.

      Пока что они лишь обменялись несколькими общими фразами, поболтали о старых временах – отчасти, конечно, с целью убедить Генар-Хофена, что образ послан его дядей и что ОО делают ему огромное одолжение, отправляя не один, а два личностных слепка, в расчете подбить Генар-Хофена на… необходимый им поступок. (Нельзя было также исключать, что голограмма на самом деле – мастерская подделка, сфабрикованная ОО, но это уже отдавало откровенной паранойей.)

      – Я так понимаю, – сказал голографический Тишлин, – что у тебя выдался удачный вечер.

      – Ага, оторвался по полной.

      Тишлин озадаченно посмотрел на него. Генар-Хофен проследил за переменой на лице голографического образа и задумался над тем, насколько совершенно воспроизведен его дядя в этом слепке, закодированном – или, если угодно, живущем – в ядре ИИ-модуля. Это создание послано сюда в виде цифровых последовательностей, чтобы склонить его к сотрудничеству с Особыми Обстоятельствами. Способно ли оно испытывать подлинные эмоции или всего лишь притворяется?

      «Черт, а ведь мне и впрямь хреново, – подумал Генар-Хофен. – О таких вещах я со студенческих времен не задумывался».

      – И как же ты отрываешься по полной с этими… чужаками? – недоуменно спросил дядюшка.

      – Все зависит от подхода, – загадочно ответил Генар-Хофен, отрезая кусочек стейка.

      – Но ты же не можешь пить и есть с ними, по-настоящему касаться их, проникаться их желаниями… – продолжил Тишлин, наморщив лоб.

      Генар-Хофен пожал плечами.

      – Это нечто вроде перевоплощения, – сказал он. – Дело привычки. – Он жевал мясо, пока дядина программа, или как ее там, осмысливала услышанное, а потом наставил на голографического гостя столовый нож. – Кстати, вот это мне и хотелось бы получить в обмен на мое – пусть и маловероятное – согласие исполнить их поручение.

      – Что именно? – откинулся в кресле Тишлин, скрестив руки.

      – Я хочу стать Хамом.

      Брови Тишлина взметнулись.

      – Чего ты хочешь, мальчик мой? – переспросил он.

      – Хотя бы на время. – Генар-Хофен повернул голову к автономнику позади; машина поспешно приблизилась и наполнила стакан отваром. – Мне нужно тело Хама, чтобы я иногда мог в него входить и… становиться одним из них. Уподобляться им. Общаться с ними. И никаких проблем в этом не вижу. Я им не раз объяснял, что это заметно улучшит отношения Хамов с Культурой. Я смогу их лучше понять, войти в их общество. От дипломата именно эта хренотень и требуется! – Он рыгнул. – И это возможно. Вон даже модуль эту процедуру