На одном дыхании!. Татьяна Устинова

знаю, – выговорил муж глухо, ибо был все еще наклонен «к ручке», – и занята, и в мыслях, и устала, и я не вовремя!

      Марина молчала. Нужно дать ему время пооправдываться. Сейчас он скажет про «вторжение» и еще что-нибудь про собственное ничтожество.

      – Прости, что вторгаюсь, – словно по заказу сказал муж, разогнулся и шагнул к низенькой скамеечке. Он всегда сидел у ее ног. – Да и повод, собственно, ничтожный, но я уверен, что тебе это покажется… забавным.

      Смеясь глазами – она это умела! – Марина отвернулась к окну, за которым вечерело по-настоящему.

      Впрямь обедать пора!.. Не кликнуть ли Веру?

      – А что такое? – вслух спросила она у мужа. – У тебя все в порядке, милый? Ты здоров?

      Он развел руками. В одной – правой – почему-то был зажат журнал. Сейчас скажет – твоими молитвами!..

      – Здоров и счастлив! Твоими молитвами, Мариночка.

      Выискал какую-нибудь рецензию, решила Марина про журнал. Пишут, что я новая Фаина Раневская, но с обаянием Мэрил Стрип и красотой Мишель Пфайффер. Пишут, что Ларс фон Триер предлагал мне роль, а я отказалась. Потому что считаю, что Достоевского нельзя играть в Голливуде – только на русской почве, только у наших, кондовых, посконных режиссеров, истинных русаков.

      Бедному Косте все это очень нравится, сейчас он станет зачитывать, и обеда теперь не дождешься.

      Прасковья, отнеси индейку и стерлядей на ледник, а лафит я сама в буфет запру!..

      – Дождь зарядил, – сказала Марина, потянулась и погладила его по густым, прекрасно сохранившимся волосам, – теперь уж до самого Покрова!..

      Кажется, в прошлой реплике дождь зарядил «до самых Петровок», впрочем, какая разница!..

      – Да-с, – поддержал муж. – Неприятно.

      – А я люблю осень. – Марина перебирала его волосы – прекрасно сохранились, удивительно даже! Говорят, тестостерона маловато, что ли! У мужа совершенно точно маловато. Вот у Разлогова этого самого тестостерона было с избытком.

      Глоток свободы, всего один, ах как мало!..

      …Но обедать-то подадут сегодня?

      Зная, что муж может так просидеть и час, и два, Марина нагнулась, легко поцеловала его в дивные, вкусно пахнущие волосы и спросила нежно:

      – Ну что, Костенька?

      – Ах да, Марина! Вот же! – Он взмахнул журналом. – Я хотел, чтобы ты взглянула…

      Он торопливо пролистал туда, потом обратно, не нашел, взглянул виновато и опять пролистал.

      Марина ждала – все с той же нежной улыбкой.

      Как хорошо, что все сложилось именно так. Как хорошо, что Разлогов умер…

      – Вот! – радостно сказал Костя и сунул распахнутый журнал ей к лицу. – Вот, полюбуйся!..

      Марина видела плоховато – не девочка все-таки, да и сумерки клубились в комнате, мешали читать!

      – Что там, Костенька? – спросила с неудовольствием. Она не любила, когда ей напоминали о возрасте, даже случайно. – Ты же знаешь, я не читаю журналов!..

      Она была совершенно уверена, что там рецензия, в которой написано, что она Фаина Раневская и Мишель Пфайффер в одном лице, и к тому, что