Моя система воспитания. Педагогическая поэма. Антон Макаренко

носом и говорил:

      – Нападем на одну хату, так в других попрячут. Троих мало.

      – Разве так много хат с самогоном?

      – Почти в каждой: у Мусия Гречаного варят, у Андрия Карповича варят, и у самого председателя Сергия Гречаного варят. Верхолы, так они все делают, и в городе бабы продают. Надо больше хлопцев, а то, знаете, понабивают нам морды – и все.

      Волохов молча сидел в углу и зевал.

      – Понабивают – как же! Возьмем одного Карабанова, и довольно. И пальцем никто не тронет. Я этих граков знаю. Они нашего брата боятся.

      Волохов шел на операцию без увлечения. Он и в это время относился ко мне с некоторым отчуждением: не любил парень дисциплины. Но он был сильно предан Задорову и шел за ним, не проверяя никаких принципиальных положений.

      Задоров, как всегда, спокойно и уверенно улыбался; он умел все делать, не растрачивая своей личности и не обращая в пепел ни одного грамма своего существа. И, как и всегда, я никому так не верил, как Задорову: так же, не растрачивая личности, Задоров может пойти на любой подвиг, если к подвигу его призовет жизнь.

      И сейчас он сказал Таранцу:

      – Ты не егози, Федор, говори коротко, с какой хаты начнем и куда дальше. А завтра видно будет. Карабанова нужно взять, это верно, он умеет с граками разговаривать, потому что и сам грак. А теперь идем спать, а то завтра нужно выходить пораньше, пока на хуторах не перепились. Так, Грицько?

      – Угу, – просиял Волохов.

      Мы разошлись. По двору гуляли Лидочка и Екатерина Григорьевна, и Лидочка сказала:

      – Хлопцы говорят, что пойдете самогонку трусить? Ну на что это вам сдалось? Что это, педагогическая работа? Ну на что это похоже?

      – Вот это и есть педагогическая работа. Пойдемте завтра с нами.

      – А что ж, думаете, испугалась? И пойду. Только это не педагогическая работа…

      – Так вы идете?

      – Иду.

      Екатерина Григорьевна отозвала меня в сторону:

      – Ну для чего вы берете этого ребенка?

      – Ничего, ничего, – закричала Лидия Петровна, – я все равно пойду!

      Таким образом у нас составилась комиссия из пяти человек.

      Часов в семь утра мы постучали в ворота Андрея Карповича Гречаного, ближайшего нашего соседа. Наш стук послужил сигналом для сложнейшей собачьей увертюры, которая продолжалась минут пять.

      Только после увертюры началось самое действие, как и полагается.

      Оно началось выходом на сцену деда Андрея Гречаного, мелкого старикашки с облезлой головой, но сохранившего аккуратно подстриженную бородку. Дед Андрей спросил нас неласково:

      – Чего тут добиваетесь?

      – У вас есть самогонный аппарат, мы пришли его уничтожить, – сказал я. – Вот мандат от губмилиции…

      – Самогонный аппарат? – спросил дед Андрей растерянно, бегая острыми взглядами по нашим лицам и живописным одеждам колонистов.

      Но в этот момент бурно вступил фортиссимо собачий оркестр, потому что Карабанов успел за спиной деда продвинуться ближе к заднему плану и вытянуть предусмотрительно захваченным «дрючком» рыжего кудлатого пса,