Муравьиный царь. Сухбат Афлатуни

под его курткой.

      – Возвращаемся. Может, сейчас там у тебя тонут, а мы тут…

      Генка послушно гребет назад.

      Кладет весла, поворачивается и целует.

      Я не отталкиваю.

      Скоро это все кончится.

      Скоро у меня ничего не будет. Ничего, одна черная дверь.

      «Папа, смотри, по мне мурашик ползет!»

      Папа из-за газеты: «Убей».

      Убивать совсем не хотелось. Хотелось, чтобы на него посмотрели. То есть на меня. Он же по мне ползет. Мамочка вылезла из воды: «Холодно сегодня». Вся в каплях и мурашках, и озером пахнет. Подошла к папе, легла рядом. Папа отложил газеты, подпер голову ладонью. Какой он красивый, когда газеты не читает.

      «А где котлетки?» – спрашивает мамочка.

      Папа мотнул головой в сторону кустов облепихи.

      «Окунешься еще, Станиславыч?»

      «Потом». – Папа погладил маму по мокрым волосам.

      Когда мама их намочит, они вьются, как вьюнок.

      Мама пошла в кусты доставать котлеты. Главное, чтобы не укололась!

      На песке рядом след от ее купальника.

      Я хотела рассказать ей про муравья, но он уполз. Всю себя обсмотрела, даже пятки проверила.

      «Мам, котлету дай!» – спускается с валунов Лёник.

      Ему одиннадцать лет, и он все время голодный. Вчера после зарядки он показывал бицепсы и заставлял трогать.

      – Дожидаются вас!

      Кто, где?

      – В Храме воздуха. Приезжая.

      Стою, в висках стучит. Что делать, поперлась в храм.

      Здр-р-авствуйте, я ваша тетя! Сидит!

      Сумку обхватила, волосы в пучок, очочки эти ее.

      – Ты, Леночка, прости! Не выдержала я!

      Ну, все. Раз «Леночка», значит, сейчас гадость какая-нибудь.

      – Верни его мне!

      Молчу. На пол смотрю.

      – Ничего у меня, кроме него, нет! И если…

      Срач в беседке. Вчера был пикник, бабы полночи песни орали, колбаса под скамейкой и огурец.

      А наш монолог все длится.

      Верни, верни. Его, его.

      Слушаю, огурец пинаю.

      Когда-то я это выдерживала. Почти полгода у нее жила, когда из дома ушла.

      Нет, мы уже не плачем. И не рыдаем. Слезки вытерли, перешли к оплате за электричество.

      – Ада Сергеевна!

      Она не слышит, у нее еще трубы текут. Что? Да, о болезнях-то мы не поговорили! Теперь о болезнях. Болезни. Там, тут и поясничка на погодку.

      – Ада Сергеевна! – Дубль два. – Вы сюда на поезде, прямо двое суток ехали?

      – А на чем же еще, дорогой ты мой человек? Машин-то у меня нет… Где он?

      – В город на экскурсию уехали.

      Сочиняю по ходу пьесы. Что делать! Так я папу на тарелочке ей и принесла.

      – А когда приедет? Я готова ждать.

      – Не надо, Ада Сергеевна. Вы и так нарушили условие.

      И огурец пинаю.

      Достаю из сумки пачку. Хорошо, догадалась захватить. Зная целевую группу.

      Ада Сергеевна смотрит красными глазами на пачку.

      – Мне на него бы только издали… У меня такие предчувствия были. Даже не представляешь!

      – Он вас постоянно вспоминает, – отсчитываю купюры. – Пятнадцать, шестнадцать…

      – Мне еще билетик пришлось