Каждому свое. Валентин Пикуль

с любовью расцеловал забытую Розали.

      Ее теплое плечо осыпали солнечные веснушки.

      Она закрыла ему глаза, как покойнику:

      – Ты больше никогда не увидишь меня.

      – Так не бывает, Розали.

      – Но так будет, Моро… Мир слишком жесток, а ты слишком добр. Я была только возлюбленной. Но теперь я хотела бы стать твоей матерью, чтобы спасти тебя.

      – Надо ли спасать меня? О чем ты говоришь?

      – Я внимательно изучила твои победы вначале, но увидела в конце твое поражение… Твою гибель, Моро!

* * *

      Моро прочел о себе в газете, что он посетил заведение мадам Кампан и имел счастье представиться благовоспитанным кузинам – Гортензии и Эмилии Богарне; по слухам, которым редакция не осмеливается верить, генерал Моро выказал к одной из кузин особое внимание. Подобных сплетен он и боялся! Не об этих ли «мелочах» предупреждала его Дюгазон?

      Первый, кого он встретил в салоне мадам Рекамье на улице Мон-Блан, был неустрашимый Даву, продолжавший лазать через заборы к несравненной и обожаемой мадам Леклерк… Газетная утка не произвела на Даву впечатления:

      – Ну и что? Все газеты – гнилье, а Жозефина с Бонапартом будут рады иметь такого зятя, как ты… Говорил же я тебе об английской блокаде! Можешь забыть этот сахар… Есть в этом мире кое-что и послаще сахара!

      Моро уклонился от Жермены де Сталь, очень любившей поговорить, никого не слушая (в отличие от своей подруги Рекамье, которая больше слушала). Среди гостей был и первый консул, примостившийся на краешке кресла, как бедный родственник на богатых именинах. Темный взор корсиканца напряженно преследовал хозяйку салона.

      Мадам де Сталь, верная нравам былой Директории, откинула шаль, обнажив перед Бонапартом мускулистые плечи.

      – Когда я по вечерам разглядываю свое роскошное тело, которое у мужчин вызывает столько тайных вожделений, я всегда с ужасом думаю, что все это – вот это! – она потрясла плечами, как цыганка на морозе, – в будущем непременно станет добычей гадких могильных червей…

      Подобное излияние могло бы иметь бешеный успех при Баррасе, но генерал Бонапарт был человеком иного склада, и вожделения к будущей добыче червей он не испытал.

      – Если желаете избавиться от глупых мыслей, рожайте детей, толстых и горластых! Но рожайте их только от мужа, ибо незаконные дети отягощают бюджет республики и служат недобрым примером для нравственности…

      Моро слышал, как мадам де Сталь обругала консула:

      – Авейронский дикарь… пожалуй, еще хуже!

      В углу теснились живописцы – Давид и Жерар. Бонапарт с искренним интересом спросил Давида, над чем он работает.

      – Над картиной «Переход через Фермопилы», где спартанский царь Леонид был повержен персидскими ордами Ксеркса.

      Бонапарт не скрыл своего неудовольствия:

      – К чему тратить краски и силы на изображение побежденных? Давид, ваша кисть должна служить победителям…

      – Но кто же сегодня равен классическим героям?

      – Вы увидите его, Давид, это я вам обещаю…

      Заметив