Каждому свое. Валентин Пикуль

Этот порядок не может продолжаться. Пора избавить нацию от болтунов адвокатов! – Бонапарт обратился лично к Моро: – Я буду в Тюильри, ты замкнешь Люксембургский дворец в осаде со всей его нечистью, и пусть в него входят, но никто уже из него не выйдет…

      Кавалькада всадников в красочных мундирах промчалась в сторону Тюильри, а Моро явился в Люксембургский дворец.

      – Закрыть все выходы, – велел гренадерам.

      Баррас не сразу выразил свое недоумение:

      – Почему никто не едет ко мне? Я не вижу депутаций народа. Меня никто в этот великий день не приветствует.

      – А почему он великий, Баррас?

      – Сегодня я стану президентом Франции.

      – Это вспышка фантазии Талейрана?

      – Но и сам Бонапарт меня в этом лично заверил…

      Наконец до Барраса дошло, что Талейран, повивальная бабка 18 брюмера, ласково завернул его, Барраса, не в пеленки будущей славы, а закутал сразу в покойницкий саван.

      – Если так, – решил Баррас, – я… приму ванну!

      Во дворец пробилась через охрану Тереза Тальен.

      – Я должна видеть негодяя… Моро, где он?

      – Отмывает с себя кровь своих жертв…

      Он сопроводил «богородицу Термидора» до купальни, где Баррас при виде красавицы так сильно всплеснул руками, что окатил ее с головы до ног ароматной водою:

      – Полезай ко мне, моя прекрасная наяда!

      Тереза Тальен отпустила ему хорошую оплеуху:

      – Подлец! Я думала, ты умираешь героем, а из вонючей воды торчат твои ослиные уши… Где же всемогущий Баррас, еще вчера пировавший, как Лукулл в термах Трапезонда? Твое имя уже оплевано Парижем, генерал Бонапарт в Тюильри вещает всем о твоем убожестве, а ты… ты…

      Барраса трудно было вывести из прострации.

      – Вечером мы увидимся в Опере, – решил он.

      – Вы никогда не увидитесь, – вмешался Моро.

      – Вот и первая новость, дорогая: вечером в Опере нас уже не будет, вечером в Оперу поедут другие…

      Моро задержал убегавшую Тальен.

      – Назад! Приказ – никого не выпускать.

      – Надеюсь, меня-то ничьи приказы не касаются…

      Но гренадеры Национальной гвардии перегородили двери штыками, и Тальен кинулась в ноги генералу:

      – Моро! Отпусти меня… сжалься. Хочешь любви моей? Я уже твоя. Назови любой дом в Париже – он уже твой дом… Отпусти! У меня же дети. Наконец, я снова… беременна.

      – И снова от Барраса?

      – На этот раз от банкира Уврара… Сжалься, Моро!

      К воротам подкатила карета, запряженная шестеркой белых прекрасных лошадей. Мюрат отворил дверцы, из них выставилась наружу маленькая нога в лайковом сапоге. Это была нога Бонапарта, который легко спрыгнул на землю.

      – У меня все отлично. А как твои дела?

      – Никто и не пискнул.

      – Пищать станут потом. Я никогда не забуду твоей услуги, Моро… благодарю! А где Баррас?

      – Чисто вымытый, он покорился судьбе.

      – Его