Пылающий горизонт Юго-Восточного фронта. Владимир Александрович Карагодин

на кровать передо мной. Затем он также бесцеремонно стал осматривать содержимое ящиков одной из тумбочек. Через мгновенье в комнату вошёл парень, оказывавший медицинскую помощь раненым в автобусе. Кинув свою сумку на нижнюю кровать, которая была ближе к окну, он развернулся к нам.

      – Шершень, – сказал я, протягивая ему руку.

      – Куба, – ответил он, и, кивнув Павлу, резко развернувшись к своей кровати, пристально уставился на высокого парня.

      Долговязый, укладывая свои вещи на верхний ярус, взял в руки тазик, предназначенный для мытья полов, лежавший на его кровати, и молча сунул его под кровать, на которую бросил свою сумку Куба.

      – Ты что сделал? – с ненавистью прошипел Куба.

      – Ничего я не делал, – невозмутимо ответил тот.

      – Ты, зачем мне таз под кровать сунул? Ты, что меня подловить хочешь?

      – Никого я не хотел ловить, я просто тазик со своей кровати убрал!

      – А почему под мою кровать? А ну, убирай его! – сказал Куба голосом, переходившим в хрип.

      – А куда я его уберу? – возразил долговязый.

      Наблюдая за назревавшим конфликтом, я, взяв в руки таз, протянул его долговязому.

      – Ну, что ты обостряешь, брось его в угол возле двери, а лучше отнеси в умывальник…

      Долговязый, взяв у меня таз что-то бормоча себе под нос, направился к выходу. Павел, стоявший посередине комнаты, широко улыбался.

      – На алкаша похож, видно от водки у него совсем мозгов не стало, весело нам с ним будет, – сказал Павел.

      – Сдаётся мне, что тазик он убирать не хотел не из-за дурости, тут что-то другое – нужно его проверить, – присев на кровать, сказал я.

      – На что ты его проверишь и как? – спросил Павел.

      Главное вы молчите и во всём соглашайтесь, а ещё старайтесь не смеяться, а я что-нибудь придумаю.

      Вернувшись из умывальника, долговязый зашёл в комнату, и молча забрав свои вещи с места над Кубой, кинул их на кровать, которая находилась ближе к выходу. Сняв с себя кроссовки, он, разложив матрац, лёг на него и отвернулся к стене лицом.

      – Как твой позывной? – обратился я к нему.

      – Угрюмый! – не оборачиваясь, ответил он.

      – Угрюмый, зачем ты Кубу в уборщики хотел определить? – сдерживая смех, спросил я.

      – В какие уборщики? Никого я ни куда не хотел определять! – резко развернувшись, Угрюмый вскочил, и присев на кровать, стал смотреть то на Кубу, то на Павла, наблюдая за их реакцией.

      – Значит, ты не хочешь признаваться? И вины за свой поступок не чувствуешь?

      – Я за собой ничего не чувствую, ясно тебе?! – закричал Угрюмый.

      – Хорошо. Мы ожидали от тебя такого ответа, и поэтому решили, что если ты вины за собой не признаешь, значит и извиняться перед Кубой не будешь. С таким соседом мы в одной комнате жить не хотим. Поэтому, Угрюмый, пока по-хорошему просим… выламывайся из «хаты»!

      Лицо Угрюмого побелело, он, окинув каждого из нас вопросительным взглядом, будто ожидая какого-то