Степь отпоёт (сборник). Велимир Хлебников

звуки? Не знаю. О, серые морщинистые горы! Покрытые лишаями и травами в ущельях!

      Где в зверях погибают какие-то прекрасные возможности, как вписанное и часослов Слово о полку Игореви во время пожара Москвы.

      Лето 1909, 1911

      196. Журавль

      В. Каменскому

      На площади в влагу входящего угла,

      Где златом сияющая игла

      Покрыла кладбище царей,

      Там мальчик в ужасе шептал: «Ей-ей!

      Смотри, закачались в хмеле трубы – те!»

      Бледнели в ужасе заики губы,

      И взор прикован к высоте.

      Что? Мальчик бредит наяву?

      Я мальчика зову.

      Но он молчит и вдруг бежит: какие страшные скачки!

      Я медленно достаю очки.

      И точно: трубы подымали свои шеи,

      Как на стене тень пальцев ворожеи.

      Так делаются подвижными дотоле неподвижные на болоте выпи.

      Когда опасность миновала, –

      Среди камышей и озерной кипи

      Птица-растение главою закивала.

      Но что же? Скачет вдоль реки, в каком-то вихре,

      Железный, кисти руки подобный, крюк.

      Стоя над волнами, когда они стихли,

      Он походил на подарок на память костяку рук!

      Часть к части, он стремится к вещам с неведомой еще силой –

      Тик узник на свидание стремится навстречу милой!

      Железные и хитроумные чертоги

      В каком-то яростном пожаре,

      Как пламень, возникающий из жара,

      На место становясь, давали чуду ноги.

      Трубы, стоявшие века,

      Летят,

      Движениям подражая червяка,

      Игривей в шалости котят.

      Тогда части поездов, с надписью: «Для некурящих» и «Для служилых»,

      Остов одели в сплетенные друг с другом жилы.

      Железные пути срываются с дорог

      Движением созревших осенью стручков.

      И вот, и вот плывет по волнам, как порог,

      Как Неясыть иль грозный Детинец, от берегов отпавшийся Тучков!

      О, род людской! Ты был как мякоть,

      В которой созрели иные семена!

      Чертя подошвой грозной слякоть,

      Плывут восстанием на тя иные племена!

      Из желез

      И меди над городом восстал, грозя, костяк,

      Перед которым человечество и все иное лишь пустяк,

      Не более одной желёз.

      Прямо летящие, в изгибе ль,

      Трубы возвещают человечеству погибель.

      Трубы незримых духов се! Поют:

      «Змее с смертельным поцелуем

      Была людская грудь уют».

      Злей не был и Кощей,

      Чем будет, может быть, восстание вещей.

      Зачем же вещи мы балуем?

      Вспенив поверхность вод,

      Плывет наперекор волне железно-стройный плот.

      Сзади его раскрылась бездна черна,

      Разверзся в осень плод,

      И обнажились, выпав, зерна.

      Угловая башня, не оставив глашатая полдня – длинную пушку,

      Птицы