Мерцающие. Тед Косматка

хорош собой? – спросила она.

      – Что?

      – Мне любопытно.

      Она нащупала меня в темноте, расчесала пальцами волосы.

      – Это важно?

      – У меня строгие требования.

      Я и не хотел, а рассмеялся.

      – В таком случае, да. Я потрясающий.

      – Не знаю, не знаю.

      – Ты мне не веришь?

      – Может, лучше навести справки на стороне.

      – Тогда зачем было меня спрашивать?

      – Мне было любопытно, как ты считаешь.

      Я взял ее ладонь и положил себе на лицо.

      – Я такой, как ты видишь.

      Прохладная рука на моей щеке. Долгое молчание, а потом она спросила:

      – Почему ты приехал сегодня?

      Я вспомнил щенка в ящике. Свет, оставшийся без наблюдателя.

      – Не хотелось быть одному.

      – Ночью тебе тяжелее всего. – Она просто констатировала факт. Огонь горячий. Вода мокрая. Ночью тяжелее всего.

      В разговоре со слепым есть преимущество – слепой не видит твоего лица. Не знает, что попал в больное место.

      – Над чем ты работаешь? – спросил я, чтобы переменить тему. – Ты никогда толком не объясняла.

      – Ты никогда толком не спрашивал. Назовем это производством звука.

      – И в чем штука?

      – Берешь тон широкого, смешанного диапазона и удаляешь все лишнее.

      – Удаляешь?

      Ее тонкая рука обняла меня за шею.

      – Звук может быть гибким инструментом. Катализатором или ингибитором химических реакций. Начни с максимальной плотности частот и отрезай все, чего не хочешь слышать. В каждом всплеске помех скрыт концерт Моцарта.

      И опять я не понял, шутит ли она.

      Я сел на кровати в неосвещенной комнате. В эту минуту в темноте мы были одинаковыми. Наши миры станут разными, только когда я зажгу свет.

      – Тяжелее всего утром, – сказал я ей.

      Через несколько часов взойдет солнце. Подступит или не подступит боль.

      – Время идти.

      Она провела ладонью по моей голой спине. Она не стала меня удерживать.

      – Время, – прошептала она. – Нет такого зверя. Только сейчас. И сейчас.

      Она прижалась губами к моей коже.

* * *

      На следующий день я оставил секретарше Джереми записку – просил его зайти ко мне.

      Через час в дверь постучали, он вошел в лабораторию.

      – Что-то нашел? – спросил он. Он был в пиджаке. Я знал, что ему предстоят совещания. Вот так и отличают администратора от ученого – по цвету костюма. Сатвик и Забивала стояли у меня за спиной.

      – Мы нашли.

      На лице его было смятение.

      – В записке сказано – новая находка?

      – Посмотри сам.

      Джереми наблюдал за ходом эксперимента. Заглядывал в ящик. Самолично добивался коллапса волны.

      Потом мы посадили в ящик щенка и повторили заново. Мы показали ему картину интерференции.

      И опять лицо его выразило смятение. Он сомневался в увиденном.

      – Почему не сработало? – спросил он.

      – Не знаем.

      – Но в чем разница?

      – Только в одном. В наблюдателе.

      – По-моему,