Белый конь на принце. Дарья Донцова

мужичонку и забросили в салон.

      – Вот грубияны, – не сдержалась я.

      – Иначе Юрка не сядет, – пояснила одна из соседок.

      Я редко осуждаю людей, но сегодня не утерпела:

      – Разве можно так себя вести? У человека горе, он неадекватен, про лестницу твердит, не останавливается. Надо врача позвать! Дать ему валерьянки!

      Тетки фыркнули. Одна, самая бойкая, ткнула пальцем в сторону удаляющегося «Икаруса»:

      – Галка Юрку со свадьбы изводила, била его, деньги отнимала, вечно орала. Муж у нее в прислугах ходил, рот открыть боялся. Десять лет назад Галка померла, осложнение после гриппа случилось. Юра для приличия заплакать хотел, но у него не получилось. Никто мужика не осуждал, наоборот, радовались люди. Юрка участливый, чего ни попросят – сделает, всем здесь мебель чинит. Галка же скандалистка была, на соседей в милицию жаловалась, с часами стояла, если кто ремонт завел: едва время выйдет, она к участковому: «Оштрафуйте строителей, они в поздний час стены долбят».

      Я понимающе кивнула. Когда-то под нашей с Кешей квартирой обитала Любовь Ивановна Пызникова. Вежливая тетенька всегда здоровалась с нами в лифте и произносила дежурную фразу:

      – Отвратительная погода на дворе.

      Где работала Любовь Ивановна, я не знаю, может, в школе? Было у нее в глазах выражение скрытой беспощадности, какое порой мелькает на лицах злых педагогов. У нас с Кешей в то время была крохотная собачка по кличке Снапик, мы нашли несчастное животное на берегу пруда и выкормили слепого щенка из пипетки. Поскольку мать Снапика во время беременности не получала ни витаминов, ни минеральных подкормок и питалась чем бог пошлет, ее сыночек получился маленьким, он легко умещался в моем кармане и весил менее килограмма.

      Каждый вечер, примерно в девять часов, Любовь Ивановна начинала стучать по батарее, а спустя минут десять заявлялась к нам собственной персоной и заявляла:

      – Прекратите шум! Из-за вас я не могу узнать о событиях в мире! Программу «Время» нужно смотреть в полной тишине.

      Вначале я пыталась беседовать с Пызниковой как с нормальным человеком, терпеливо отвечала:

      – Аркаша уже спит, а я спокойно сижу в кресле и читаю.

      – Не надо лгать! – отвечала Любовь Ивановна. – У меня над головой грохочет молотилка.

      В таком духе мы препирались целый месяц, а затем Пызникову осенило. Когда я в очередной раз распахнула дверь и увидела красную от злости соседку, она заорала:

      – Бессовестные! Ваша собака носится по моей голове, цокая когтями!

      От столь неожиданного заявления я растерялась, но возразила:

      – Снапик меньше кофейной чашки, он передвигается практически бесшумно.

      Но Пызникова только сильнее обозлилась.

      Через месяц к нам пожаловал участковый и показал донос. Документ на пяти страницах поражал своим размахом. Любовь Ивановна припомнила все прегрешения соседки Васильевой: два раза в неделю возвращается домой после одиннадцати вечера, несет в авоське овощи, с которых на общую лестницу