У Геркулесовых столбов. Андрей Столяров

в женском туалете. Между прочим, довольно смешной. Тем не менее коренастый человек, выслушав его, даже не улыбнулся.

      – Предъяви документы, – все так же подозрительно сказал он.

      Документов у Манаева опять же не было. То есть у него не было паспорта. У него было только институтское удостоверение. Причем основательно просроченное. Но зато – с фотографией и с печатью. Все честь честью, как полагается. Коренастый человек, наверное, целую вечность вертел его в руках, а потом чрезвычайно кисло заметил, что документы можно изготовить какие угодно.

      Это была – загадочная фраза. Манаев ее не понял. Однако он почувствовал, что как раз отсутствие документа успокоило человека, и поэтому, заманчиво тряхнув «Плиской», высказался в том духе, что время идет, а дело, между прочим, стоит на месте. Между прочим, в любую минуту может вернуться товарищ министр. Вот вернется товарищ министр, и тогда еще неизвестно, как у них тут получится.

      Но упоминание о Мокее Ивановиче не произвело особого впечатления.

      Коренастый человек лишь вяло поморщился.

      – Министр не министр, какое это имеет значение, – заметил он. И вдруг, вероятно на что-то решившись, по секрету, доверительно признался Манаеву: – Из горла, понимаешь, не хочется… Тяжеловато…

      Манаев развел руками:

      – Ну ты интеллигент!.. Может быть, тебе еще и закусить – понадобится?..

      Коренастый человек смущенно потупился, всем своим видом показывая, что – действительно, виноват, но, как ни странно, именно в этом вопросе Манаев ему сочувствовал: из горла и в самом деле было тяжеловато, поэтому он вытряхнул мыло из двух мыльниц, которые стояли по бокам фаянсовой раковины, быстренько их сполоснул и, разлив коричневый, даже какой-то маслянистый коньяк, облегченно сказал, передавая напарнику ту половинку, которая побольше:

      – Ну, нормально? Мы – люди бывалые… Только пей с уголка, обидно будет, если расплещется…

      Они выпили. Причем коренастый человек – мелкими хлюпающими глотками, и, сглотнув таким образом в последний раз, замер, как недавно Сергуня, не в силах произнести ни единого слова. Манаев сразу же набубырил ему холодной воды. И дал запить. Но это не помогло. Дыхание у коренастого человека не восстанавливалось. Жестами он показал Манаеву, что, дескать, давай по второй.

      – Пожалуйста, – ответил Манаев.

      Но едва он успел снова разлить коньяк, как дверь в туалет распахнулась и ворвался разъяренный, малиновый от накопленного внутри бешенства министр и буквально с порога замахал кулаками.

      – Опять твои штучки, Павлуша?.. – прохрипел он. – Ты дождешься, я тебя в самом деле уволю!.. Почему я должен разыскивать тебя по всему зданию?..

      Вероятно, министр кричал бы и дальше, но в этот момент коренастый человек наконец пришел в себя: на лице его появились признаки жизни.

      Он длинно выдохнул:

      – Фу-у-у!.. По-моему, прижилась… – И, обернувшись, холодновато спросил: – А в чем, собственно, дело, товарищ Бочкин?

      Министра как будто током ударило. Он открыл было рот, потом закрыл его, открыл вторично – постоял