Выдуманный Жучок. Юлия Кузнецова

лежит на диване, укрывшись пледом, и щёлкает пультом от телевизора. Рядом на табуретке – газета, на газете – банка с вареньем, из банки торчит столовая ложка.

      А там над мальчиком священник кадилом машет.

      – Александр Степанович, – говорит Аня заготовленную фразу, – я завтра на двенадцать назначена. Можно я зубы почищу?

      – С ума сошла? – спокойно спрашивает Александр Степанович. – А вдруг проглотишь пасту?

      – Ей что, пять лет? – сердито шепчет мне на ухо Жучок.

      – Александр Степанович! – громко говорю я. – Игорь Маркович, кажется, по ошибке ваш халат надел. Он такой рассеянный…

      Аня отступает, как будто испугавшись. Хирург отбрасывает плед и спешит к огромному платяному шкафу с надписью: «Для ординаторов». Он открывает дверцы, вытягивает вперёд руки, перебирая халаты. Я шагаю вперёд и изо всех сил толкаю его в спину.

      Ай!

      Он падает на колени в халаты лицом. Я снова толкаю его, и он заваливается набок. Места в шкафу полно. Пока он не опомнился, я запихиваю его ноги в шкаф, захлопываю дверцы и запираю на ключ. Он только негромко кряхтит там, в шкафу.

      Бежим!

      Я хватаю оцепеневшую Аню. Мы выбегаем в коридор, захлопываем дверь. До начала операций ещё шесть часов. Но он не выспится и не сможет оперировать. А Игорь Маркович сейчас закончит с сыном священника и пойдёт домой. Он живёт рядом, выспится и завтра займётся Аней.

      – Погоди, мы зачем-то в общее поднялись, – соображает Аня и тянет меня вниз, обратно в палаты. Из кабинета УЗИ я успеваю услышать стон мальчика:

      – А умирать страшно, папа?

      – Нет. Но надо верить.

      – Ты молодец, я бы не смогла, – вздыхает Аня, когда мы добираемся до её интенсивки. – Думаешь, ему в шкафу плохо не станет?

      – Не. Там полно места и воздуха.

      Я уже не помню об Александре Степановиче. Я ведь никогда не думала: «Умирать страшно?» То есть когда-то в детстве, когда смотрела «Гостью из будущего», я вдруг поняла, что я не доживу до того времени, когда в воздухе будут летать машины и придумают приборы для чтения мыслей. Я рыдала всю ночь. Но с тех пор, повзрослев, давно не думала о смерти.

      Забираясь к маме под бочок, я сказала себе: «Умирать всё-таки очень страшно. Как это маму можно одну на белом свете оставить?»

      Утром меня будит Аня.

      – Ты чего? – пугается моя мама.

      – Ничего, ничего, – успокаиваю я, выбираясь из нашей неудобной подростковой койки и укрывая её одеялом, – спи, ещё рано, даже градусники не разносили.

      Мы выходим в коридор. На скамейках спят медсёстры – последние секунды спокойствия перед утренней побудкой.

      – Я его отпустила, – сообщает Аня, глядя в окно на светлеющее небо.

      – Когда?!

      – Да почти сразу. Не могла заснуть. Вернулась, а он там плачет в шкафу.

      – Врёшь?

      – Правда. И приговаривает: «Страшно мне, страшно». Я подумала, в операционной светло было – и то жутко страшно. А в шкафу?

      – Короче, разжалобил он тебя, – сержусь я. – А операции не боишься теперь?

      – Кстати, –