Выдуманный Жучок. Юлия Кузнецова

не шевелись. Пусть лекарство рассасывается.

      Мама ушла. Я взяла её мобильник, проверила, нет ли эсэмэски от папы. Эсэмэски не было. Я посмотрела в окно. Интересно, в воздухе уже пахнет весной или ещё слишком холодно?

      – Скучно? – спросил жучок.

      Он приполз на подушку и сидел, спокойно пошевеливая усиками.

      – Ты настоящий?

      – А ты?

      – Не знаю. Ты умеешь разговаривать?

      – Я всё умею. И разговаривать, и видеть, и слышать. Хочешь, расскажу, что я видел на улице?

      – Только не ври. Ненавижу враньё.

      – Ладно. Весной на улице ещё не пахнет, но жучки, как можешь догадаться, уже выползли. И кошки начинают сходить с ума и вопить от любви. Все, кроме одноухого чёрного котёнка. Он вопит не от любви, а от голода. Он живёт в нашем дворе, под заброшенными «жигулями». У него на хвосте три белых пятнышка, как азбука Морзе. Каждый день он плачет от голода. Но еда в больнице – это среда для размножения бактерий. Ею нельзя прикармливать кошек. Поэтому повариха вынесла ему не рис с костями, остатки которого она отправила на кухню для ликвидации, а крышечки от йогурта – облизать. А он ими захрустел.

      – Не ври!

      – Ты когда-нибудь плакала от голода?

      – Нет, только от уколов.

      – Не знаю, как насчёт тебя, но котёнок – точно настоящий.

      Я думаю пару секунд, потом беру мобильник и пишу папе эсэмэс: «Привези килограмм варёной колбасы».

      – Проголодалась? – обрадовалась мама, принеся мне вечером передачу от папы.

      – Я – нет. Но ты возьми эту колбасу, порежь и отдай одноухому чёрному котёнку, который живёт во дворе и плачет от голода. Только не перепутай его ни с кем: у него на хвосте три белых пятнышка, как азбука Морзе.

      Ночью мама забирается ко мне в кровать – лишних коек нет, а спать на стуле не очень удобно. От неё пахнет мылом, но главное – мамой.

      – Откуда ты узнала про азбуку Морзе? – спрашивает мама.

      – Знаешь, – говорю я, – ты, наверное, права. Это был Выдуманный Жучок. Но от этого он ещё больше настоящий. А ещё знаешь что? Я никогда больше не буду плакать от уколов.

      Про зависть

      Послали нас с мамой на УЗИ. Надо подняться этажом выше, в отделение общей хирургии.

      Тамошние дети – здоровые слонята по сравнению с нами, нейрохирургическими. Особенно с теми, кто худой от химиотерапии. Они носятся по коридору, прихрамывая или поддерживая забинтованные руки, катаются по очереди в инвалидных колясках и хохочут над гипсами. У нас в отделении никто не хохочет над проводками, которые из головы торчат, или над капельницами с химией. Ещё у этих есть игровая комната, с карандашами и телевизором, и куча свободного места, чтобы в прятки играть. А мы даже спим с мамами, потому что коек не хватает.

      А они всё равно нам завидуют, потому что мы с мамами лежим, а они – без. У них и игровая потому, что они без мам и, чем занять себя, не знают.

      В коридоре мама вдруг меня придерживает и шепчет:

      – Подождём!

      – Нам же сказали – в двенадцать.

      – Там всё равно очередь.

      Мама