Лежащий атаман. Петр Альшевский

вратарь от ужаса падает без сознания; несильный удар и гол! Георгий, не опуская меч, делает круг почета и в силу обстоятельств предполагает отбиваться мечом от прорвавшейся на поле массы почитателей с бесцветными пятнами вместо лиц.

      Как бы он ни старался, перед такой толпой ему не устоять. Люди вопят: «Автограф! Фото на память! А меня поцелуйте! Разрешите мне вас потрогать!»; убегагающий от преследователей Георгий убивает мечом нескольких особо навязчивых – он устает, смиряется, позволяет толпе опрокинуть своего кумира на землю, а после и погрести под собой.

      ПОМЯТЫЙ Георгий в изодранной одежде ковыляет по нескончаемому плоскогорью с мечом и врученным за заслуги кубком в форме женского тела без ног и головы. Сладкое пение незримых птиц сменяется гвалтом и писком, оттенки неба ежесекундно варьируются от коричневого до коричнево-черного, в кубке что-то звенит и трясется. Предварительно его облапав, Георгий в него заглянул и достал гранату; он мнет ее в руках, непонимающе хмыкает, вытаскивает чеку.

      Георгий бросает гранату. В грохоте взрыва различает ритмичную кантри-музыку.

      Не успевает она смолкнуть, как к ней подмешивается топот лошадиных копыт – к Георгию со всей прытью несется выглядящий ковбоем всадник на рыжем дородном коне.

      Подскакавший вплотную Салверий помахал Георгию револьвером и почтительно кивнул.

      С коня мне слезть? – спросил он.

      К чему? – с сомнением переспросил Георгий.

      Мне с него все равно слезать придется. А как иначе! Мы заждались твоего сигнала, и когда ты его подал, я сразу же понесся к тебе, чтобы ты побыстрее среди своих очутится. Это произойдет весьма скоро!

      Еще не произошло? – поинтересовался Георгий.

      Пока нет, – пробормотал Салверий. – Но, если ты думаешь, что… отчего ты так думаешь? Ты же никуда отсюда не ускакал.

      Но ко мне прискакал ты, – пояснил Георгий. – И я среди своих – их мало, лишь ты… однако единственного друга бывает достаточно. Ты мой друг?

      Друг…. огромная честь – я твой друг. Друг атаману и адмиралу, за которого и я, и все наши, костьми ляжем. Куда бы ты нас ни повел, не отступимся. – Салверий спрыгнул с коня. – Садись на него! Лупи его по бокам и он тебя как ветер домчит!

      Дорогу он знает? – спросил Георгий.

      Нет. Дорогу ему нужно указывать. Но трудностей у тебя не возникнет. – Салверий неопределенно махнул рукой. – Скачи вон туда.

      Я понял. А ты?

      За меня не тревожься, – ответил Салверий. – В обиду я себя не дам.

      Ну что же, я уезжаю, – залезая на коня, сказал Георгий. – Но ты-то… ты как?

      Я пешком доберусь. Да это не важно! Скачи галопом! Заблудившись, не останавливайся!

      Салверий бьет коня по заднице, и тот взбрыкивает и уносит атамана и адмирала, сподобившегося оглянуться и увидеть, что Салверий поднимает и осматривает оставленный им кубок.

      ИЗ-ЗА РЕЗВОСТИ неспокойно фыркающего жеребца пристально вглядеться в проносящуюся безликость Георгий не может; при поворотах она повторяется,