Пирог из горького миндаля. Елена Михалкова

разница, что я считаю! – Татьяна все-таки разозлилась. – Не нужно впутывать посторонних в вашу историю!

      – Посторонних?

      От веселого удивления в его голосе ей стало не по себе.

      – Ну что за глупости, – пожурил Вениамин. – Посторонние, Танюша, в этом королевском забеге не участвуют.

      – Почему в королевском?

      – Норвежский писатель Асбьёрнсен. Написал сказку про кроликов. – Вениамин прикрыл глаза и продекламировал: – «Пастух свистнул разок в дудочку, и все зайцы сбежались на лужайку, да еще и выстроились рядами, как солдаты на параде»[1].

      Он открыл глаза и глянул на нее с насмешливой проницательностью.

      – Если ты шагаешь строем и бьешь в барабан, не притворяйся зевакой. Или решила сменить амплуа и записаться в идиотки? Так это место занято Людой. Не сбрасывай ее с пьедестала. У тебя-то выбор есть, а ей больше некуда податься.

      Подмигнул и пошел, виляя тощим задом.

      Татьяна опустилась в кресло, которое занимал Юра. Настроение было испорчено безвозвратно.

      – Говорит, сказка про кроликов, а сбежались-то зайцы, – вслух сказала она.

      Но мысль об ошибке Вениамина не принесла утешения.

      «В любой момент я могу уехать». Собственно, прямо сейчас и стоит это сделать, не откладывая в долгий ящик. Дождаться дочь, сообщить Прохору, что срочно вызывают на работу, – и бегом на электричку.

      Он, конечно, после такого демарша вычеркнет ее из списка живых, но зато…

      – Татьяна!

      Она вскинула голову, глядя, как он идет по тропе: подпоясанная белая рубаха, в руке коса. Не будь Татьяне так тошно, она бы рассмеялась. Косит, значит. И даже ясно под кого. Под Льва Толстого косит Прохор Савельев, причем под Толстого времен Ясной Поляны. Мало ему нынешней славы Тульского Зодчего! Хочется масштабных ассоциаций и таких параллелей, чтобы дух захватывало. И дом себе поставил – не дом, а декорации к бытию великого писателя земли русской. И жену выбрал – кроткую, бессловесную, глупую, зато красивую и с русой косой до пояса (уж не по косе ли выбирал? фотогенично, и потомки будут ахать и восхищаться). И всячески утверждает себя в памяти свидетелей как могучего старика, эдакий столп современной литературы, мастодонта, силищи необыкновенной и проницательности нечеловеческой.

      «И ведь верят, вот что страшно».

      Татьяна смотрела исподлобья, как Прохор идет к ней, и думала, что помри он сегодня – и завтра соседи начнут рассказывать о нем легенды. Да что там, он уже сейчас воплощенный миф.

      Но ведь и в самом деле могуч. Даже на расстоянии чувствуется, какая от него исходит сила. «Мы рядом с ним кажемся безжизненными сопляками, – подумала она. – Все, кроме детей. У них энергия по другой шкале измеряется, не в его единицах».

      – А что это ты от всех спряталась? – мягко пожурил Прохор.

      – Разве спряталась? – через силу улыбнулась она. – Просто тихо здесь. Хорошо.

      «Сказать про отъезд, сказать сейчас же!» Она открыла рот, чтобы соврать о работе…

      – Скучно тебе у нас, Танюша? – неожиданно

1

Цит. из П.А. Асбьёрнсена «Королевские зайцы»: пер. Н. Вишневской.