На заре самурайской вольницы. Александр Альшевский

упорно стоял на своем. В отличие от Тамэёси он то понимал, что отступление на восток, т.е. бегство экс-императора из столицы означало бы окончательное признание своей нелегитимности. Беглецы превращались в бунтовщиков и смутьянов, и любой смерд получал право насадить на деревянное копье голову Ёринаги. И многие еще раз убедятся в незыблемости предсказанного мудрецом: «жизнь человеческая – словно утренняя роса, словно шаг быка или барана, ведомого на бойню…».

      Ночью одиннадцатого июля 1156 г. колонны воинов заполнили улицы, ведущие к дворцу Китадоно в Сиракаве на восточном берегу реки Камогава. Лошади, предчувствуя в предрассветных сумерках надвигающееся сражение, перестали ржать и фыркать. Столица мира и спокойствия, где сотни лет жизнь, хотя бы чисто внешне, протекала элегантно и размеренно, оказалась на пороге большого и кровавого потрясения. Сын пошел на отца, а брат на брата. Примерно в четыре утра над рядами самураев, подступивших к стенам дворца Китадоно, проносится команда Ёситомо: «Стреляйте! Победа будет за нами. И чтобы ни один из них не ускользнул». Нападавших ждало отчаянное сопротивление. Стрелы громадного лука Тамэтомо разили всех подряд. Любой панцирь был бессилен перед ними. В резиденцию императора Госиракавы поступали тревожные донесения: противник не уступает, и разворачиваются тяжелые бои. Временами казалось, что инициатива переходит к мятежникам и они вот-вот ринутся в ответную атаку. Так бы, наверное, и произошло, если бы Ёситомо не отдал приказ в нескольких местах поджечь дворец. Деревянные строения полыхнули багряно-красными языками огня и, разгоняемое ветром пламя принялось пожирать все вокруг. Дальнейшее сопротивление стало невозможным. Среди проигравших началась паника, и они бросились в разные стороны. К восьми утра все было кончено. Император Госиракава силой подтвердил право наследования престола императора-инока Тобы.

      Когда ликования по поводу победы затихли, настала пора решать деликатный вопрос – что делать с заговорщиками? Среди них имелись и члены императорской семьи, и знатные аристократы, и влиятельные самураи. Правда, сначала их требовалось разыскать, поскольку ни одного сколько-нибудь значимого трупа обнаружить не удалось. Госиракава откровенно тяготился необходимостью выносить вердикт по делу о мятежниках. В нем уже пробуждался искусный политик, который скоропалительными приговорами, а главное, связанной с ними ответственностью, не хотел ограничивать свободу маневра в будущем. В том, что маневрировать придется очень скоро, он не сомневался.

      Когда перед императором предстал для доклада Синдзэй, тол молча дал знак начинать. Перечень арестованных и разыскиваемых, вернее, их должности и придворные ранги, испортили настроение впечатлительного императора. С кислым выражением лица он промолвил: «Печальная сложилась ситуация, Синдзэй. Склоки и кровь. Как все это неприятно. К тому же совсем нет времени