Мир без конца. Кен Фоллетт

обедал с настоятельницей раз в месяц. Мужской и женский монастыри существовали отдельно, каждый имел собственную территорию и источники доходов. И настоятель, и настоятельница подчинялись епископу Кингсбриджа и совместно пользовались собором и некоторыми другими строениями, включая госпиталь, где братья исполняли обязанности врачей, а сестры – сиделок. Так что темы для разговоров у них находились: соборные службы, гости и больные госпиталя, события в городе… Антоний часто пытался переложить на Сесилию расходы, которые, строго говоря, следовало делить пополам: стеклянные окна в здании капитула, кровати для госпиталя, покраска собора, – и та всегда соглашалась.

      Однако сегодня скорее всего будут говорить о политике. Вчера Антоний вернулся из Глостера, куда ездил на две недели хоронить короля Эдуарда II, потерявшего в январе трон, а в сентябре – жизнь. Матери Сесилии хотелось узнать все сплетни, причем сделав вид, что она выше этого.

      Годвин же хотел поговорить с настоятелем о своем будущем. Он караулил момент с самого возвращения аббата и уже отрепетировал речь, но ему пока не представилась возможность ее произнести. Надеялся, что сможет поднять нужный ему вопрос сегодня после обеда.

      Антоний вошел в зал в тот момент, когда Годвин ставил на буфет сыр и чашу с грушами. Аббат казался постаревшим Годвином. Оба высокие, с правильными чертами лица, светло-каштановыми волосами и – как все родственники – с зеленоватыми глазами, в которых поблескивали золотые пятнышки. Антоний встал у камина – в комнате было холодно, в старом доме все время сквозило. Годвин налил дяде кружку сидра. Аббат сделал несколько глотков.

      – Отец-настоятель, у меня сегодня день рождения, – произнес монах. – Мне исполнился двадцать один год.

      – Верно. Я очень хорошо помню, как ты родился. Мне было четырнадцать лет. Производя тебя на свет, Петронилла визжала как кабан, которому в кишки попала стрела. – Антоний поднял кубок за здравие Годвина и ласково на него посмотрел. – А теперь ты уже мужчина.

      Тот решил, что подходящий момент настал.

      – Я провел в аббатстве десять лет.

      – Неужели уже так много?

      – Да, сначала в школе, потом послушником и вот монахом.

      – Боже мой.

      – Надеюсь, я не опозорил свою мать и вас.

      – Мы оба очень гордимся тобой.

      – Благодарю вас. – Годвин сглотнул. – А теперь мне хотелось бы поехать в Оксфорд.

      Оксфорд уже давно являлся центром наук – богословия, медицины, права. Священники и монахи ехали туда получать знания и обучаться искусству ведения диспутов с преподавателями и друг с другом. В прошлом столетии ученые объединились в университет, и король пожаловал ему право принимать экзамены и присваивать ученые степени. Кингсбриджское аббатство имело в Оксфорде свою обитель – Кингсбриджский колледж, где могли вести монашескую жизнь и одновременно учиться восемь человек.

      – В Оксфорд! – повторил Антоний, и на его лице проступило беспокойство, даже отвращение. –