Опасная привычка заглядывать в окна. Елена Львовна Костадинова

на него. Валерка стоял, как зачарованный, уже минуты три, стоял молча, только свет лампы отражался в очках.

      – Слезай! – ухватил я холодную, несмотря на чудный теплый вечер, валеркину руку. И, увязая во влажном песке, он свалился в мои объятья.

      Мы двинули к моему дому, и тут его прямо на глазах стало развозить. Я хотел было впихнуть друга в маршрутку и отправить восвояси. Но он так цеплялся за меня, ноги его заплетались, лицо заострилось, а изо рта вообще не выходило ничего членораздельного. Я плюнул в сердцах и сел в маршрутку вместе с ним. И далее довел Валерку до подъезда, втащил на пятый этаж, раскланиваясь с соседями, и оберегая его от собак, которых, как сговорившись, чинно выводили соседи на вечерний моцион.

      Дома я сунул ему шесть таблеток активированного угля, продолжая удивляться, с чего его так развезло? Таблетки он попытался хитро зажать в кулаке и не выпить. Я разжал пальцы, впихнул таблетки, вымазав ему губы черным. И еле успел на маршрутку. Спать мне оставалось часа четыре.

      Дверь маршрутки мягко закрылась, я остался на влажном тротуаре, постоял, переминаясь и расправляя плечи, сбрасывая с них почти часовой путь. Денек был пасмурный, здания от дождя потемнели, но было летнее воскресенье, людей на улице много, от разноцветных зонтиков рябило в глазах. Медленно прошипел по воде шинами проезжающий автомобиль, из которого донеслась джазовая музыка. И по сравнению с лесом, где я пробыл всю субботу, здесь была привычная цивилизация, а вот воздух вдыхать было противно. Пока я был в лесу, в нашем городе прошел дождь, и очень посвежело, но дышали мы все равно выхлопами, никакой озон не помогал.

      Дома я поставил на плиту чайник и позвонил Яровому, с которым расстался позавчера после душевных посиделок. О, мне было о чем с ним поговорить. Меня распирали лесные впечатления. Трубку взяла тетя Люся – мама Валерки – и сказала неузнаваемым, каким-то каменным голосом, которого я у нее никогда не слышал,

      – Витя, – сказала она, – с Валерой совсем плохо, приезжай!

      Я побежал на маршрутку, которой, конечно, не было, остановил проезжающее такси и долго смотрел на водителя, пока не вспомнил Валеркин адрес… Что значит плохо? Что значит без сознания? Почему? Когда мы расстались, он был совершенно здоров, только пьян как-то уж слишком.

      Валерка лежал на диване изжелта-бледный, без сознания. Его волосы облепили лоб мокрыми прядями, за впалыми висками угадывались кости черепа. Он был исхудавший, какой-то незнакомый. Грудь его медленно поднималась, и каждый раз я, застывший над ним в полном недоумении, как зачарованный, смотрел, вдохнет ли он еще раз. Тетя Люся с опухшими от слез глазами сидела в кресле и время от времени спрашивала все тем же каменным голосом, от которого мурашки шли по спине:

      – У него ничего не болит. Он ни на что не жаловался. Просто ослабел, лег и уже полчаса без сознания… Что это, Витя?!

      – Если б я знал, – я развел руками, на маму было страшно