Опасная привычка заглядывать в окна. Елена Львовна Костадинова

«мужчины – женщинам» (у Валерки) и «женщины – мужчинам» (у меня). Хотя тут тоже можно было бы усмотреть признаки индивидуального вИдения романтичного, как ученик восьмого класса, Ярового и циничного, как студент-дипломник, меня.

      Я разродился девятьсот пятнадцатью парочками и вынужден был пить светлое пиво. Правда, я прилично сэкономил, купив ящик на оптовой базе, и это грело мне сердце. Благородный Валерка приволок килограмм копченой ставриды, и мы душевно посидели в опустевшей редакции до половины одиннадцатого.

      Наш кабинет продымлен, пропах рыбой и пивом, я присаживаюсь на плохо покрашенный подоконник и, стряхивая с ладоней крошки, которые откуда-то взялись на нем, распахиваю окно и впускаю внутрь грохот улицы, гудки машин и ритмичную музыку из бара с вынесенными на улицу столиками – летника, расположенного прямо напротив редакции.

      – «Парфюмера», Жуков, надо читать, а не смотреть в кино, – разглагольствует в это время начитанный Валерка. Он то и дело поправляет грязной рукой очки, которые сползают с потного носа и проводит по волосам, откидывая их назад.

      – Я пробовал, честно, – смиренно отвечаю я, сидя вполоборота, чтоб мне был виден и кабинет и уличная жизнь – много букв, не осилил, а когда он в горы ушел, вообще скушно стало…

      – Вот и я про то же, Виктор,… что народ нынче нич-ч-ч-его не читает, особенно молодежь. – Это слово он произносит с ударением на первом слоге. – Мой племянник говорит: «что за ерунда – маленькие черные буковки на белом листе? То ли дело – кино, цветной экран, три дэ!»

      Валерка снова поправляет на крупном носу очки, благодаря которым его, в общем-то, нормальные глаза кажутся маленькими, его редкие волосы как всегда встрепаны и отрасли более, чем надо бы. Он то и дело запускает в них пятерню, встрепывая их еще больше, и откидывает голову, напоминая этим движением коня в сбруе. Это откидывание головы – неопровержимый признак опьянения. Пора закругляться.

      – А ведь дело говорит! – поднимаю я палец вверх. Мне сейчас, в конце недели, не хочется никаких буковок на белом листе. Устал я от них, честно говоря. И еще я не совсем отчетливо вижу окружающее – то ли от дыма, то ли от пива…

      Мы посидели душевно и плодотворно, если учесть, что от ящика не осталось ничего, и в приличном подпитии пошли провожаться.

      Еще сидел народ в летниках, и вовсю играла музыка, а беспризорники уже укладывались у теплого колодца. Укладывались «солнышком»: ногами к теплу, головами, укутанными в клифты, наружу. Лучей у солнца было не меньше двадцати, разного возраста.

      Валерка криво ухмыльнулся, кивнув на сытые физиономии за столиками.

      – Делягам – летники, беспризорным – колодцы.

      Мы были пьяны в меру, не так тошно было смотреть на окружающее. Наша бы воля, мы б вообще из этого «в меру» не вылезали – жизнь заставляла.

      Валерка провожал меня, потому что завтра, в субботу, мне предстояла командировка