Первая любовь. Юрий Теплов

проверять на итоговых занятиях. Поначалу солдаты бурчали из-за «беготни», да и самому мне, если честно, тягостными казались эти километры. Гапоненко тоже «эти кроссы в гробу видел». Но не отставал, держался все время рядом со мной. А на финише всегда поддавал, и, когда я пересекал черту, он уже закуривал самокрутку с казенной махоркой.

      – Может, курить начнете, товарищ лейтенант? – спрашивал.

      – Никогда, – твердо отвечал я, хотя спустя годы закурил и дымлю до сих пор.

      Трудно ли, не трудно ли давались первые километры, но уже недели через две мы втянулись в пробежки, чувствовали после них приятную легкость. После них мы вместе со старшиной шли в полковую столовую на завтрак, умно рассуждали по дороге о разных житейских делах. И как-то раз он уважительно и значимо произнес:

      – Сила человека – в земле и в людях, лейтенант. Древний герой Антен тоже черпал силы у земли и у народа.

      – Антей, – поправил я.

      – Сущность та же, – и поощрительно, с высоты возраста и жизненного опыта похлопал меня по плечу….

      После ужина в казарму явился старший лейтенант Лева Пакуса.

      – Напиши объяснительную, – сказал он. – И кайся побольше. Сам понимаешь, повинную голову…

      – Покаюсь, в чем виноват. – ответил я. – Но и добавлю кое-что. Насчет сокрытия случаев нарушения дисциплины.

      Лева рассмеялся:

      – Ты не того? Каких таких «случаев»?

      – Зарифьянов, например, во взводе Толчина…

      – Ну, даешь, Дегтярев! «Сам тону и за собой тяну» – так, что ли? – придвинулся ко мне вплотную. – Спрашивают с тех, кто попадается, сам понимаешь. Ты давай пиши так, как положено, а мне бежать надо.

      Ему все время надо было куда-то бежать. Поглядишь на человека – самый занятый во всем полку. И от нарядов его почему-то освободили, как будто он не такой же, как все, другие офицеры. Он все время что-то организовывал, договаривался на выходные дни о всяких встречах, приводил знатных, никому не известных людей, которые долго читали по бумажкам с трибуны об успехах и достижениях. Такие мероприятия назывались укреплением дружбы с местным населением. Потом Лева вел гостей в офицерскую столовую на ужин.

      – Ты очень-то не переживай, – сказал он мне в тот вечер уже от дверей. – Мы уже с Толчиным обговорили сценарий. Все будет в порядке.

      Я вспомнил об этом, шагая рядом с Сергеем через поле.

      Падал ленивый снег, редкий и мохнатый, как пух. Впереди мелькали тусклые огоньки нашего поселка. Нехотя и беззлобно потявкала в той стороне собачонка. Поле перешло в огороды, разделенные межой. Тропа сузилась, и я приотстал от Сергея. В начале улицы он подождал меня, спросил все с той же извинительной интонацией:

      – Может, тебя заседание комитета беспокоит? Плюнь? Поставим на вид, и все. Уже договорено…

      Заседание комсомольского комитета состоялось примерно через неделю. Я рассказал, как заплутались. С сознанием правоты признал,