Кадры сгоревшей пленки. Бессвязный набор текстов. Маргарита Берг

курсов и началом работы в фирме, которая меня ждала уже полтора месяца, – нам казалось, что нас наконец-то нашла заблудившаяся где-то удача.

      Влтава, полная лодок, рыбаки на зеленых островах. Длинные, политые ночным дождем, набережные с дворцами, отражающими солнечный свет, словно зеркала. Я топаю по булыжнику Карлова моста, старательно ставя ноги в новеньких кроссовках, и Ленька смотрит мне в спину чуть озабоченно, но радостно-удивленно: я уверенно удерживаю темп и равновесие, а ведь еще совсем недавно…

      В Градчаны нас, правда, поднимает такси. Но спускаемся мы сами – я охаю и придерживаюсь за стены на крутизне, – забегаем к «Хряку»51 испить очередного пива, и дальше, почти бегом… Ошалевшие, сидим-пялимся на сияющую Тынскую Церковь, и даже целуемся, как студенты, – вот оно, счастье… Где-то в лабиринте улочек за ней находим «Золотых Ангелов»52, Ленька, хохоча, заказывает «Мешок Императора Рудольфа»53, потом напихиваемся оладьями с брусникой…

      А в гостинице – огромные мягкие подушки на широких матрацах, и мы долго блаженно валяемся по утрам, сонные и ленивые. В гостинице убийственные завтраки, со сказочными сосисками и колбасками, с тающей во рту печеной картошкой, обильные и душистые. А вечерами в гостинице – казино, и мы бегаем туда в тапочках, едва натянув цивильные брюки; Ленька изумленно наблюдает, как я выигрываю двадцать долларов в рулетку, и приносит мне лимонный сок, и я, обнаглев, спускаю в ту же рулетку все сорок, и мы отваливаем перевозбужденные, с чувством выполненного долга…

      А наутро мы поворачиваем налево за собором Святого Николая, и по улице Парижской, миновав сторожевую Староновую синагогу54 четырнадцатого века, достигаем Главного.

      Старое Еврейское Кладбище55.

      Я и не знала раньше, что оно есть у меня – Пражское Кладбище. Да, именно у меня, лично у меня, – это моя вотчина, мое достояние, мой наследственный надел, который я искала много лет.

      Чувство, знакомое многим таким, как я, – когда в сумерках прошлого столетия теряется нить твоего рода, народа, корня. Где-то там, в сгоревших и истлевших, навеки утраченных книгах местечек и городков сгинули имена моих предков, означающие документальную связь с народом, – тем народом, что неумолимо оставляет свой знак на лицах и на судьбах. Я читала Тору56, я живу в Израиле, я прихожу к Стенке – к Западной Стене, к Котелю, к Стене Плача57, – и она говорит со мной внятно и властно. Закрыв глаза, я могу себе представить медленное, под музыку Вселенной, шествие-рассеяние, постигшее моих предков, – как, словно осколки Второго Храма58, сквозь века текли они по планете. Один из этих протуберанцев достиг Центральной Европы… И – все. Тишина. Молчание на тысячу лет. Зеленый океан немоты до самой этой фразы, уже не раз мною писанной: «Один из моих прадедов был купцом первой гильдии, другой – бухгалтером, еще один держал дровяной

51

В те годы в Праге была пивная «У Хряку».

52

В те годы – ресторан недалеко от Тынской церкви.

53

Мясное блюдо со странным названием.

54

Старейшая действующая синагога Европы, расположенная в Праге, в квартале под названием Йозефов.

55

Кладбище еврейского квартала Йозефов, захоронения на котором производились по крайней мере с начала XV века до 1787 года.

56

здесь: иудейская священная книга

57

Часть древней стены вокруг западного склона Храмовой Горы в Старом Городе Иерусалима, уцелевшая после разрушения Второго Храма римлянами в 70 году н. э. Величайшая святыня иудаизма вне самой Храмовой Горы.

58

Иерусалимский храм – культовое сооружение, которое являлось центром религиозной жизни еврейского народа между X веком до н. э. и I веком н. э. Разрушение Иерусалима и сожжение Второго Храма в 70 году н.э. положило начало рассеянию евреев по всему миру.