Сласти и страсти, или Забавы новобрачных. Тара Сивик

убеждал я. – Сделай это ради детей.

      – Меня ты больше не любишь, да? – заныла Дженни, слезы полились у нее по щекам, и она обхватила голову руками.

      Иисусе милостивый, что происходит прямо сейчас?

      Я бросился к койке, схватил ее, плачущую, в объятия.

      – Милая, я, конечно же, тебя люблю. Успокойся, – сказал ей.

      – КАТИСЬ ТЫ НА ХЕР СО СВОИМ УСПОКОЙСЯ! Я СИЖУ В ЛУЖЕ ВОДЫ ИЗ СВОЕЙ ЖЕ МАТКИ! – заорала она.

      Я постарался сдержаться, в натуре постарался, но – не сумел. Меня всего передернуло. Всего-то делов – околоплодные воды. Вода из ее матки. Она в ней сидит. Маринуется в маточной жидкости.

      И вопит:

      – О БОЖЕ МОЙ! ТЫ ЧТО, ВЗЯЛ ДА СХОХМИЛ СЕЙЧАС?

      Я принялся неистово головой трясти: «Нет», – но ущерб уже причинен.

      Тут заявился анестезиолог, катя перед собой тележку с лекарствами, и я только что не умолял его всадить ей побольше чего угодно. Я в тот день, должно быть, в натуре, онемел от мозгов до самого низа, еще до того, как все пустил к едрене-фене.

      Врач позволил остаться мне в палате на время анестезии, и, позвольте вам заметить, ничто не способно подготовить к виду иглы длиной с твою руку, которую втыкают твоей жене в позвоночник. А поскольку она на самом пике схваток, то только и способна, что вздохнуть, когда игла в нее входит.

      До тех пор, пока я рта не открыл.

      – Ничего себе иглища, едрена-вошь, – только и молвил.

      Дженни глянула на меня, набычилась, волком смотрит. Ну, насколько могла, ведь большой живот согнул ее всю до крайности, а сестра ей на плечи налегала, как могла.

      – А ну как она чуточку левее попадет и тебя ни с того ни с сего паралич разобьет? – спросил я в ужасе.

      – Заткни… пасть, – выдавила из себя Дженни.

      После того как анестезия угнездилась, где ей положено, я еще раз убедился, что в нашем договоре есть пункт, по которому клиника признается виновной и я вхожу в число ее совладельцев, если мою жену парализует. Уж коли суждено мне до самой смерти кормить ее протертым горошком да задницу подтирать, так хоть богатым буду.

      – Тебе больше никогда не захочется секса со мной, – рыдала Дженни. – Я вот-вот через дырку, куда ты свой пенис совал, человечка вытолкну, и тебе никогда больше не захочется туда снова соваться.

      Почему, боже, почему? Почему вбила она себе в голову эту картинку? Не было у меня с ней в сексе никаких проблем, когда она Вероникой была беременна. Никогда не было меж нами всех этих глупиздей типа: «О нет, если я малышу больно сделаю или он мой член увидит?» А сейчас? О Иисусе Милостивый, это для меня конец.

      – Ну что за глупости! Зачем тебе говорить такое? – спросил я, нервничая.

      Может, затем, что это правда. Человечек прокладывает себе путь по этому каналу, и мне что, полагается не испытывать страха по этому поводу?

      Семь часов спустя Билли криком возвестил о своем появлении на свет, а меня вырвало в мусорную корзину около койки.

      Теперь мне надо как-то убедить жену, что я не страшусь ее влагалища. По крайности, больше не страшусь.

      5. А