Другая женщина. Евгения Перова

же делать? – пробормотала она. – Что нам теперь делать?

      – Может, ты меня покормишь для начала? Я ужасно хочу есть.

      – Да, конечно! Что это я? Наверно, не обедал, да?

      – Перекусил на ходу.

      – А когда у тебя поезд?

      – Поезд у меня в полночь. Завтра. Я менял билет, поэтому не сразу к тебе приехал.

      Лёка отвернулась к плите и спросила:

      – Ты был так уверен, что я…

      – Нет. Я совсем не был уверен. Но подумал: если меня не пустят на кухонный диванчик, я всегда смогу переночевать на вокзале. Будет лишний день посмотреть город, только и всего.

      Она подала ему тарелку и присела к столу, а Митя вдруг рассмеялся:

      – Ты сейчас так похожа на мою бабушку! Она тоже, бывало, сядет, щеку рукой подопрет и смотрит. Всегда волновалась, поел ли я. Даже когда умирала. Знаешь, я ее голос до сих пор слышу. Она всегда говорила нараспев: «Ди-имушка пришел!» – И он вздохнул, вспоминая.

      – Как она умерла?

      – Тихо. Тихо жила, тихо умерла. От старости. Я и глаза ей закрыл. Мои все разъехались – родители, сестры. А я рядом, в соседней квартире. Она до последнего сама себя обслуживала. Не любила быть в тягость. Но, когда слегла, пришлось, конечно…

      – Ты что, сам за ней ухаживал?!

      – В общем, да. Сам. Ну, когда надо было… помыться, всякое такое… мне Варька помогала.

      – Жена?

      – Нет. Это друг. Мы учились все вместе. Она добрая, Варька. Милосердная. И не брезгливая.

      – Прости, но почему – Варька? А жена что ж? Не милосердная?

      – Она не могла. Не все же могут.

      – Да, нелегко тебе пришлось. А у меня свекровь на руках была. Ненавидела меня. Но больше никого не осталось. Ни первая невестка, ни внуки не хотели за ней ухаживать…

      – А почему ненавидела?

      – Считала, я виновата в смерти ее сына. – Лёка встала и ушла к окну, отвернувшись от Мити. – Мой муж… Мы с ним… Преподаватель и студентка, классический случай. Он был порядочным человеком, решил сначала развестись. Это долго все тянулось. Я знала, как ему трудно, хотя он берег меня, не все рассказывал. Наконец, развелся, поженились. Три года прожили. Три года, два месяца и двенадцать дней. И все это время я чувствовала ненависть, направленную на нас. На меня. Его бывшей жены, сыновей. Его матери. Он… он умер во сне. А я ничего не заметила, не услышала, не почувствовала. Проснулась, он не дышит. И все.

      – Боже мой! Бедная! – Митя вскочил и подошел к ней. – Можно, я тебя обниму?

      – Нет.

      Но он все-таки обнял – развернул ее к себе и обнял:

      – Ты не виновата! Ты ни в чем не виновата!

      – Ну да, конечно. Я все время себя убеждала, что не виновата. С того самого момента, как поняла, что он меня полюбил.

      – Давно он умер?

      – Давно. Очень давно. Мне было меньше, чем тебе. А сейчас мне… почти сорок. – И взглянула ему прямо в глаза. Митя не дрогнул:

      – Даже не думал, что тебе может быть больше тридцати.

      – Значит, хорошо сохранилась. – Лёка попробовала освободиться, но он не пустил.

      – И ты все это время была одна?

      – Да нет, почему. Правда, я долго приходила