Другая женщина. Евгения Перова

чередовались с деревянными, а Наташа, заметив Димкин восторженный взгляд, улыбалась и гладила его по голове.

      Наташа вдруг захотела писать Димкин портрет – он страшно возгордился, хотя сидеть неподвижно оказалось тяжко, но зато можно было болтать о чем угодно, и обычно молчаливый мальчик разговорился и засыпал Наташу вопросами, на которые у нее, как ни странно, находились ответы.

      – А я совсем не умею рисовать! – говорил Димка, глядя на Наташу широко распахнутыми серыми глазами. – А ты долго училась? А в школе меня будут учить рисовать?

      – Дим, не качай ногой, пожалуйста! В школе есть рисование, да. А я училась в художественной школе, потом в Суриковском институте. Был такой художник – Суриков.

      – А я знаю! Он боярыню Морозову нарисовал! Я видел картинку в журнале и запомнил! Она такая страшная, на санях едет и рукой грозит. Как Баба-яга. А еще краска есть – сурик. У него поэтому такая фамилия, да? Потому что художник?

      – Даже не знаю…

      – А я смогу научиться рисовать, как ты?

      – Сможешь, я надеюсь. Но не так, как я.

      – А почему?!

      – Потому что будешь рисовать так, как только ты можешь. Потому что у каждого человека свой талант, свой дар, понимаешь? Кто-то рисует, кто-то поет…

      – А я не умею петь… Я вообще-то ничего не умею.

      – Как? Совсем ничего? Этого не может быть! У тебя обязательно есть какой-то дар, я уверена. Со временем он проявится. Из каждого гадкого утенка непременно получается прекрасный лебедь. Ты знаешь сказку Андерсена? Мама тебе не читала?

      – Я сам умею читать! – гордо заявил Димка, потихоньку вытянув правую ногу, которая затекла. – Но про утенка этого не знаю…

      – Сам читаешь? Молодец! А сколько тебе лет?

      – Шесть с хвостиком!

      – Да что ты? И даже с хвостиком! Ну ладно, отдохни немножко, а то устал, наверно?

      – И ни капельки! Я еще сто часов могу так просидеть! – Но тут же слез с поваленного дерева и попрыгал, разгоняя кровь. – Уже можно посмотреть?

      – Еще не совсем закончено, но посмотреть можно.

      Димка подошел. С небольшого холста на него глядел худенький мальчик в шортиках и полосатой футболке – светловолосый, сероглазый, очень серьезный и тоже какой-то слегка волшебный.

      – Это я?!

      – Это ты. – Наташа обняла его за плечи и поцеловала в макушку. – Как, нравится?

      – Нравится… Но разве это я? – Димка слегка недоумевал: то, что он каждый день видел в зеркале, было мало похоже на этого сказочного отрока. – У него глаза… светятся…

      – Такие уж у тебя глаза. Ты очень необычный мальчик. И я уверена, у тебя есть дар. Ты должен пробовать себя – вдруг ты тоже Художник? Или Поэт?

      – Поэт?

      – Поэт пишет стихи. Ты знаешь, что такое стихи?

      – Стихи? Знаю… Наверно…

      – Наша Таня громко плачет, уронила в речку мячик! Тише, Танечка, не плачь…

      – Не утонет в речке мяч! Это я знаю! Так это стихи? Да ну! Так и я могу!

      – Ну-ка!

      Димка еще попрыгал на