Сердцедер. Борис Виан

сразу же перестал смеяться.

      – Неужели мне что?

      – Вам не стыдно? – мягко повторил Жакмор. – Это же старики.

      Сокрушительной силы удар пришелся в губу, Жакмор даже не успел увернуться. Губа лопнула, он ощутил соленый привкус крови. Психиатр покачнулся и упал. На него никто не смотрел. Аукцион продолжался.

      Он поднялся и отряхнул брюки от пыли. За его спиной возвышалась стена мрачных враждебных спин.

      – А у этого, – донесся лающий голос старьевщика, – деревянная культяпка! Нравится? Сто десять франков для начала! Сто десять!

      Жакмор пошел прочь. Поодаль площадь выходила на улицу, обещавшую большую лавочную активность. Жакмор направился в ту сторону. Он пребывал в полной растерянности, ему было не по себе. Через несколько минут он вошел в лавку столяра. Дверь захлопнулась за его спиной. Ему оставалось только ждать.

      XII

      В комнате для посетителей, скорее походившей на уборную, хозяина не было. Обстановка располагала: пол из зашарканных, изрядно почерневших еловых досок, стол черного дерева, два стула с вылезающей соломой, старый календарь на стене и сажа на месте печи в самом углу. Дощатые перегородки. В глубине – приоткрытая дверь в мастерскую, откуда доносились мастерские звуки: два прерывистых постукивания, которые накладывались одно на другое, но не сливались.

      Жакмор подошел к двери.

      – Есть кто живой? – тихо спросил он.

      Постукивания продолжались, он прошел в мастерскую, которая оказалась длинным и довольно просторным сараем, загроможденным досками, брусьями, наспех сколоченными перекладинами. Свет проникал в помещение откуда-то сверху; Жакмор разглядел три или четыре верстака, маленькую ленточную пилу, дрель, фрезерный станок на треснувшем чугунном основании. На стенах угадывались различные инструменты. Справа, у двери, через которую только что вошел Жакмор, – огромная куча щепок и опилок. Стоял густой запах столярного клея, исходивший, похоже, от липкого ведра, что разогревалось на маленькой угольной печке у дальней стены сарая перед другой дверью, в сад. На покривившейся балке висели раздолбанные приспособления для столярных работ, винтовые зажимы, старые полотна для пил, присоседившаяся ни с того ни с сего зеленая мышь, всякий хлам, разное барахло.

      Тут же слева на двух крепких подпорках во всю длину растянулось огромное дубовое бревно. Сидя на нем верхом, крохотный подмастерье в лохмотьях тюкал топором, пытаясь вытесать из бревна прямоугольную балку. Худые ручонки едва удерживали тяжелую рукоятку. Чуть дальше возвышалась странная конструкция из белого дуба, внутри которой работал хозяин мастерской; он обивал кожей края этой кабинки-ложи, снабженной толстыми ставнями на петлях, поскрипывавшими при каждом ударе молотка.

      Мужчина колотил, ребенок долбил. На Жакмора никто не обращал внимания; он растерянно постоял в дверях и наконец решился прервать их занятия.

      – Здравствуйте! – громко произнес он.

      Хозяин оторвался от своих гвоздей и поднял голову. Показалось уродливое