Адамово Яблоко. Ольга Погодина-Кузьмина

возрасте.

      – Я никогда этим не болел, – вскипел Максим. – Откуда тебе знать?.. Каждая философия стоит одна другой… По крайней мере у Ницше есть несколько идей, с которыми нельзя поспорить, ты сам им следуешь!

      – Не исключено.

      – Это очевидно! Я могу даже напомнить: без удовольствия нет жизни, борьба за удовольствие есть борьба за жизнь… Угрызения совести есть нечто, от чего можно отучиться, у многих людей их совсем нет в отношении действий, при которых другие их испытывают!

      Отец поднял руки, пытаясь отшутиться.

      – Не в ярости твоей обличай меня, и не во гневе твоем наказывай меня!

      – Различие между добром и злом определяется мерой и устройством интеллекта… Как беден был бы человеческий дух без тщеславия!

      – Там не про это, – вдруг перебил отцовский приятель.

      Максим вскрикнул с досады:

      – Где – там?..

      – Там про то, что некоторые люди могут быть выше других и сами могут определять, где зло, а где добро, как им удобней.

      Отец картинно взялся за голову.

      – И ты, Брут? Только не Ницше!

      – А чем тебе это не нравится? – воскликнул Максим, резко поворачиваясь к отцовскому любовнику. – Приятнее верить, что все произошли от одной обезьяны?

      – Я не хочу быть выше других.

      – Ты никогда и не будешь, сладкий мой, можешь не беспокоиться.

      В пылу злости Максим не заметил, как раскачал стол. Теперь чашки и тарелки звенели в тишине.

      – Ну-ну-ну! – запоздало пробормотал отец. – Остановись…

      Лицо его как-то в минуту посерело и осунулось, как бывает в утреннем похмелье. Он взял с колен салфетку и бросил на стол.

      – Остановись, пожалуйста… Третий час ночи, поздновато для философских баталий. Пора и честь знать. Пойдемте.

      Они вчетвером остались последними в зале. Оркестр уже исчез с эстрады, только усталые официанты стояли в проходах.

      Максим внезапно успокоился. Ему даже сделалось весело в первый раз за весь этот вечер. Он улыбнулся отцу.

      – Платить не будем?

      – Я уже расплатился.

      – Может быть, пройдем через клуб? – неуверенно предложила Таня, которой, видимо, хотелось бросить прощальный взгляд на сливки стильной молодежи.

      – Конечно, мне самому любопытно, – согласился отец. – Только там, наверное, тоже уже никого не осталось.

      – Что ты, папа, там самый разгар.

      Максим оказался прав – в клубе полным ходом шла вечеринка. Гремела музыка, вращался лазер; под лучом платье Тани и рубашка Ганимеда начали ослепительно вспыхивать, затемняя лица и руки, каждую секунду обращая их в негативы моментальных, один за другим сделанных снимков. Вращался пол. Невнятные лица всплывали в водовороте и тут же пропадали.

      – Может быть, правда еще останемся? – закричала Таня, оборачиваясь.

      – Нет! – крикнул Максим в ответ.

      – Почему?!.

      Одно бледное лицо с бородкой вдруг застыло прямо в воздухе, и она прянула, вздрогнула, натянула вожжи.

      Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца…

      Максим обнял