Адамово Яблоко. Ольга Погодина-Кузьмина

этом тоже есть смысл, – заметил отец. – Но сегодня это правило работает только для «большой культуры». Массы заказывают свою музыку.

      – Мы как раз говорили не о массовой культуре, а о настоящем искусстве.

      – Вы можете твердо определить границу между ними?

      – Границу между ними определяют правила красоты и гармонии.

      Отец посмотрел на нее и улыбнулся.

      – Красота не считается ни с какими правилами… Это ее главная привилегия.

      Таня порозовела и опустила глаза, видимо, приняв комплимент на свой счет.

      – Я теперь понимаю, откуда у Максима такая эрудиция и ум. Это вы ему передали свое блестящее образование!

      – У папы гораздо более блестящее образование, чем у меня, – возразил Максим, чувствуя, как в груди, где-то под ложечкой, собирается ревнивая злость. – Он учился в Сорбонне, а я всего лишь в Манчестерском университете.

      – Обжегшись на молоке, дуешь на воду, – пожал плечами отец.

      – Обжегшись на молоке, дорогого сына посадили на хлеб и воду.

      – Ну, не я это решал.

      – Это правда? – воскликнула Таня. – Вы учились в Сорбонне?

      – Слушал лекции, всего один семестр. Потом я встретил маму Максима, и учебу пришлось забросить.

      Глаза Татьяны мечтательно затуманились.

      – Наверное, это было очень трудно в то время, еще при советской власти, попасть во Францию?

      Отец кивнул отменно вежливо.

      – Да, мне повезло. Фантастический случай, какой-то студенческий обмен на волне перестройки. Там был внук секретаря ЦК, племянник министра обороны. И меня в последний момент включили в группу. Правда, я был отличник, медалист, комсомольский выдвиженец. Активный, политически грамотный. Со мной провели беседу в горкоме комсомола… Впрочем, это давняя и не такая занимательная история.

      Он обмакнул улитку в соус и отправил в рот.

      – Нет, это очень интересно, – горячо возразила Таня. – Это же должно было совсем изменить ваши представления! Оказаться во Франции в годы железного занавеса, когда тут были запрещены самые обычные вещи… Вас же, наверное, там поразило абсолютно все! Я ни разу не была за границей, но я могу представить. Вам же, наверное, уже не захотелось возвращаться?

      – А правда, папа, почему тогда ты не остался во Франции? – поддержал тему Максим, которому очень многое представлялось неясным в этой парижской одиссее отца. – Бабушка как-то намекала, что ты мог там отлично устроиться – жениться и все такое.

      Отец продолжал изображать терпеливого и заботливого родителя при несносном избалованном недоросле.

      – На это были свои причины. Я не мог бросить родных. Тогда казалось, что это безвозвратно. Потом, мне было двадцать лет. Человеку часто требуется немало времени, чтобы разобраться в себе.

      – Ну допустим… А когда ты уже разобрался? – Выдерживая пристальный взгляд отца, Максим откинулся на стуле. – Я имею в виду, когда вы уже разошлись с матерью и все границы открылись… Почему ты тогда не уехал насовсем?

      – Потому