Игры рядом. Юлия Остапенко

гудение ветра в каминной трубе. Отблеск затухающего пламени камина на мраморных стенах. Тихое поскуливание трехногой борзой, знающей о любви и преданности больше, чем все боги этого и других миров. Теплая рука на облезлом песьем загривке.

      Глаза в глаза. Молча – чтобы прочувствовать серьезность момента. Очередное скрещивание двух разумов, двух воль. Необходимое, почти ритуальное, как и всё, что они делают. Уже привычное.

      – А что Эван?

      – Что – Эван? Почему он тебя так беспокоит? О Миранде ты спрашивал гораздо реже.

      – Миранда была женщиной. Она быстро смирилась.

      – Мне кажется, он тоже смирился.

      – Очень в этом сомневаюсь. Его хорошо охраняют?

      – Перестань. Он не сбежит.

      – Его деду это удалось.

      – Тогда мы не были готовы к предательству… Почему ты смеешься?

      – Ничего… Просто вряд ли Эван согласился бы называть это так.

      – Но это так. Или, может, ты начинаешь склоняться к еретичным идеям Ристана?

      Холодок, проскользнувший в последних словах, сквозит по залу, тушит едва тлеющую лучину разговора. Борзая трется о колени плешивым загривком.

      – К нему часто приходит Джейкоб.

      – Я знаю.

      – Это ты его посылаешь?

      – Нет. Они просто подружились.

      – Это опасно! С чего у твоего сына такая тяга к Проводникам?

      – Чем это тебя смущает? Мне кажется, он умеет успокоить их.

      – Он ребенок! Глупый и взбалмошный! Его способности еще не делают его взрослым человеком!

      – Алоиз, от этого нет вреда. Ты предпочел бы пресекать ежедневные попытки к бегству?

      – Честно говоря, да.

      Короткий вздох. Гулкое, холодное эхо последнего слова бьется о ставни. Да. Да.

      Джейкоб навещал меня часто. Мне удалось вытянуть из него немного – приходилось быть осторожным. Он мог болтать без умолку, но очень не любил, когда я прямо задавал вопросы. Чаще всего я сидел за столом и рисовал, держа пергамент на согнутом локте, а Джейкоб устраивался напротив, навалившись грудью на столешницу, и трещал безостановочно, кажется, даже не нуждаясь в моем внимании. Я старательно демонстрировал вялый интерес, внутренне жадно ловя каждое его слово. Уже к третьей такой встрече я понял, что дела мои в самом деле плохи.

      Если верить Джейкобу, потомки двух жрецов, о которых рассказывал Алоиз, в течение тысячи лет не покидали стен храма. Они рождались, жили и умирали здесь, не имея права ступить за пределы монастыря без надзора. Насколько я понял, они считали это великой честью, богоизбранностью, и ничуть не возражали против такого насилия. Но примерно шестьдесят лет назад случилось невероятное. Двое потомков самоотверженных жрецов полюбили друг друга. Считалось, что их кровь не должна смешиваться, так как это породило бы качественно другую кровь, не способную помочь тому, кого они называли Безымянным Демоном (странное имя для божества…). Осознав, что не смогут быть вместе в пределах монастырских стен, эти двое нашли самый простой и очевидный выход – они решили вырваться их этих стен. За ними