Игры рядом. Юлия Остапенко

кровь на моем животе, сиплый скрежет ржавых доспехов… Черная прорва щелей опущенного забрала – и отсутствие глаз за ними.

      – Почему же вы не послали его за ней? – хрипло спросил я.

      – Проводников двое: мужчина и женщина. Мужчину чувствует Ржавый Рыцарь. Женщину – Стальная Дева. Она… Мы думали, можно будет не использовать ее. О женщине-Проводнике известно довольно мало. Но нам казалось, что этого должно хватить. У Миранды были все признаки Проводника, – в его голосе промелькнула грусть. – Сомнений не возникло… Не считая отсутствия подтверждения от Стальной Девы, но мы надеялись, что сможем обойтись без этого.

      – Значит, она умерла зря, – сказал я, глядя на стену за его спиной.

      Алоиз посмотрел на меня с удивлением.

      – Кто?

      – Она! Миранда! Женщина, которой один из ваших вырвал сердце!

      Вертикальная складка, пролегшая меж его бровей, стала глубже.

      – Я знаю, – негромко проговорил он, – тебе трудно это понять…

      – Трудно понятъ?! А вы бы поняли, если бы вам сообщили, что ваше сердце принесут в жертву каменному истукану?!

      – Это не совсем жертвоприношение, – сказал Алоиз, игнорируя столь неуважительное отношение к своему богу. – Вернее, совсем не жертвоприношение. Безымянному Демону нужна не просто ваша кровь – ваш дух, ваша сущность. Вы станете анимой и анимусом его новой личности. Эван, ты не умрешь. У тебя заберут сердце, но ты не умрешь. Ты станешь частью бога. Если задуматься, ты должен испытывать благодарность.

      – Серьезно? – восхитился я. – Знаете, что-то с этим никак!

      – Жаль, – коротко сказал Алоиз и встал. – Ну, теперь ты знаешь в общих чертах, что от тебя требуется. Моя миссия выполнена. Какие-нибудь вопросы?

      – Что вы со мной делали?

      Мне показалось, что он ждал этого, хотя явно был не очень доволен.

      – Это часть подготовки, – суховато сказал Алоиз. – Проводники должны резонировать друг с другом. Я знаю, это было неприятно, но теперь ты отдохнешь. Пока мы не найдем женщину-Проводника. Тебе что-нибудь нужно?

      Он говорил так, словно мне предстояло немного позаниматься черной работой. Неприятной, но полезной. Конечно, всё, что говорил этот человек, – бред, но разве это меняет мое положение? Я смотрел на него, такого спокойного, такого доброжелательного за непробиваемой стеной собственных суеверий, столь привычных и очевидных для него и столь страшных и губительных для меня, и думал, что нет никакого смысла пытаться говорить с подобными людьми.

      Да и о чем мне было с ним говорить?

      – Дайте мне пергамент. И грифель, – сказал я, прежде чем понял, что хочу это сказать.

      По лицу Алоиза скользнула тень удивления. Потом он кивнул, повернулся и вышел. За приоткрывшейся дверью я успел разглядеть смутно блеснувшие лезвия алебард.

      Эх, жаль, что у меня нет арбалета.

      После дурманного полусна, в котором я провел последнее время, думать оказалось непривычно, но я сделал над собой усилие. Надо было выбираться