Пятое Евангелие. Йен Колдуэлл

ними до сих пор сохранилась вражда. Или, может, это остатки более старых разладов. Например, воспоминания о том, как он расстался с моим отцом.

      – Прошу вас, – повторил я. – Мне не важно, что случилось до того…

      – Вам не важно? – заорал он. – Мне сломали глазницу! Мне пришлось восстанавливать нос!

      – Я хотел сказать, не важно, что произошло между вами и Симоном. Или моим отцом. Я только хочу знать, кто это сделал.

      – Вы невозможный народ! Я как будто с вашим отцом разговариваю. Вы, греки, – вечные жертвы. Это он разрушил мою карьеру!

      «Вы, народ. Вы, греки». Я еле удержался от гневной отповеди.

      – Прошу вас, скажите мне, что произошло.

      Он тяжело дышал в трубку.

      – Не могу. Я тоже связан присягой.

      Внутри меня что-то щелкнуло.

      – Мой пятилетний сын не может спать в своей постели из-за того, что вы принесли присягу!

      Присяги. Лучшие друзья чиновника. Что делает кабинетный епископ, желая скрыть свои ошибки? Приводит священников-подчиненных к присяге, заставляя соблюдать секретность.

      – Знаете что? – сказал я. – Забудьте. Хорошего отпуска.

      Я уже положил палец на кнопку, чтобы закончить разговор, когда Майкл закричал:

      – Ты, урод, да меня мой нунций уже замордовал, за то что я не могу ответить на его вопросы! Только тебя еще не хватало! Если хотите знать, что произошло, пойдите и спросите у его святейшества!

      – У его святейшества? – осекся я.

      – Да. Это он приказал.

      Майкл огорошил меня. Так вот почему Симон мне ничего не рассказал. Есть присяга и присяга.

      Но меня грызло неприятное чувство. Какие могут быть причины у Иоанна Павла замалчивать подобные события?!

      – Майкл, я…

      Но не успел я договорить, как телефон замолчал.

      Через мгновение в дверь постучали. На пороге стоял Лео с корзиной еды.

      – Что это там за тип? – тихо спросил с порога, кивнув в сторону агента Мартелли, который ошивался на площадке в нескольких футах от двери.

      – Группа личной охраны, приставленная к нам моим дядюшкой.

      Лео хотел отпустить какое-то пренебрежительное замечание (швейцарская гвардия и жандармы – старые соперники), но придержал язык. Вместо этого он вытащил из корзины глиняное блюдо и сказал:

      – От жены.

      Я думал, он прихватит еду снизу, из ресторана, а София сама приготовила нам обед.

      – Как держится маленький Пи? – спросил Лео.

      – Боится.

      – До сих пор? Я думал, дети быстро восстанавливаются.

      Да, отцовство сулило ему еще много сюрпризов.

      Я принес еду Петросу в спальню и обнаружил, что сын заснул. Осенние дни были теплыми, но я все же натянул на него одеяло и закрыл деревянные ставни. В комнате воцарился полумрак, почти темнота.

      – Пошли, – прошептал Лео, протягивая мне тарелку. – Там поговорим.

      Но только мы сели, как затрезвонил мой мобильный. На том конце раздался знакомый грубый голос.

      – Алекс, это опять Майкл. Я размышлял о том, что вы сказали.

      Его голос звучал по-другому.